— Я заметил там одну довольно странную вещь. На мой взгляд, похоже было, что сегодня утром Оливер что-то сжег, перед тем как ушел из дома. В камине в гостиной была куча пепла и почерневшие остатки бумаги.
— А Миранда или Тремлетт что-нибудь по этому поводу сказали? — спросила Эмили. — Или вы им?
— Нет. Время казалось не очень подходящим для этого, тем более что сами они ничего не сказали.
— Очень сомневаюсь, что полицейские позволят им быть такими молчаливыми, — отреагировала на это Эмили.
Гай Стейвли молчал. Через несколько секунд Мэйкрофт снова заговорил, обращаясь к Эмили:
— Мисс Оливер настаивала на том, чтобы увидеть мертвого отца. Я попытался ее разубедить, но понимал, что не имею права запретить ей это. Мы втроем пошли в изолятор. Гай отогнул простыню так, чтобы видно было лицо до самого подбородка, но не была видна полоса от веревки. Мисс Оливер настояла, чтобы он отогнул простыню еще дальше. Она пристально разглядывала следы на шее, потом сказала: «Благодарю вас», и отвернулась. К отцу она не прикоснулась. Гай закрыл его простыней, и мы ушли.
— Полицейские могут счесть, что вам следовало проявить большую твердость, — заметила Эмили.
— Несомненно. Они обладают не только авторитетом, но и властью, которой у меня нет. Я согласен, что было бы лучше, если бы я сумел ее отговорить, но не вижу, как я мог бы это сделать. Он выглядел… Впрочем, вы знаете, как он выглядел, Эмили. Вы же видели.
— Только мельком, слава Богу. Что мне хотелось бы от вас услышать, Руперт, так это совет, как отвечать на расспросы. Вполне очевидно, что мы будем говорить правду. Но всю ли? Например, если коммандер спросит, искренне ли Миранда горюет об отце, что мы должны отвечать?
Тут Мэйкрофт почувствовал себя на гораздо более твердой почве.
— Мы не можем отвечать за других. Он обязательно с ней встретится. И сможет вынести собственное суждение — он же детектив.
А Эмили сказала:
— Что до меня, я не понимаю, как ее горе может быть искренним. Дочь была рабыней собственного отца, да и Тремлетт, если вы меня спросите, тоже был его рабом. Но здесь отношения гораздо более сложные. Предполагалось, что он литредактор и личный секретарь, но, я думаю, он делал более важную работу, чем простая правка. Предпоследний роман Оливера — «Дочь могильщика» — был принят уважительно, но большого энтузиазма не вызвал. Это тоже Натан Оливер, только явно не в период расцвета. Не та ли это книга, которую он заканчивал, когда Тремлетт лежал в больнице — ему пытались что-то сделать с ногой? Кстати, что с ней не так?
Гай ответил коротко и резко: