Узнав, что Лили беременна и что во время обморока она упала на пол, седенький доктор изобразил на своем лице многозначительную гримасу, неодобрительно промычал что-то и покачал головой.
— Потрудитесь выйти! — обратился он к Рогожину. — Мне необходимо исследовать больную. По всему вероятию, следует ожидать выкидыша. Положение очень серьезное!..
Рогожин весь сразу осунулся и послушно вышел из спальни. Берта плотно затворила за ним дверь.
Сев у окна в столовой, Рогожин замер в неподвижной позе. «А что, если Лили умрет?» — мелькнула вдруг в голове страшная мысль.
Холодная струя пробежала по спине Рогожина и жгучей болью отозвалась в сердце. И все ревнивые мучения сменились одним только невыразимым ужасом потерять навсегда Лили. Жизнь без нее показалась Рогожину ненужной и нелепой.
И нелепым показалось и то, что он так долго терзался от неожиданного признания Лили и никак не мог примириться с тем, что она отдалась Далецкому. Все это показалось ничтожным и глупым по сравнению с тем, что сейчас совершалось там, в спальне.
Рогожин как будто чувствовал присутствие в этой квартире старухи с косой, грозившей отнять у него навсегда, бесповоротно дорогую женщину. Впервые за долгие годы он начал произносить про себя слова молитвы, путаясь и сбиваясь от волнения и незнания текста. Бог долго ему не был нужен. А зачем, если все и так в его жизни складывалось превосходно.
«К чему Боженька человеку, уже имеющему несколько миллионов на банковском счете?» — недоуменно думал Рогожин, читая о неистовой вере банкиров Ротшильдов, самых богатых людей своего времени. Более того, долгое время Павел Ильич был уверен, что Бог является обузой для человека, привыкшего давить людей, подчиняя своей воле и не вникая в их мелкие заботы. «Бог нужен слабым и никчемным человекобукашкам, — иногда упиваясь своей силой и самодостаточностью, размышлял Рогожин. — Сильным он ни к чему. Сильные сами умеют построить для себя рай — здесь на земле, а не на призрачных небесах. Да и загробный рай сильному обеспечить себе гораздо легче, чем бедняку. Для этого всего-то и надо, что подкинуть церковникам деньжат на строительство нового храма или открыть богоугодное заведение».
И вот теперь Рогожин впервые за долгие годы ощущал себя бессильным что-то изменить даже при помощи своих огромных капиталов и прибегал к молитве как к последнему средству.
— Прошу тебя, Господи, сохрани мне жизнь этой женщины, а я обязуюсь открыть свое ожесточенное сердце для искреннего человеколюбия!..
Вдруг из спальни через запертые двери послышался слабый, болезненный стон. Затем наступила минута гнетущего молчания, и снова раздался стон, но более мучительный и резкий.