По поведению Гофмана было заметно, что он отлично осведомлен о жителях и посетителях лурмельского дома. Незадолго до февральских событий на Лурмеле появилась некая несколько подозрительная особа - женщина, недавно выпущенная немцами из заключения, с которой (как выяснилось потом) Гофман поддерживал дружеские отношения. София Борисовна предупредила мать Марию, чтобы она остерегалась: "Берегись, это шпионка". Дочь ответила характерным для нее образом: "Нехорошо, мать, подозревать кого-либо". Но что такие подозрения были уместны, подтвердил сам Гофман. После ареста матери Марии он сказал Софии Борисовне: "У вас за столом сидел наш агент".
Однако нельзя утверждать, что разгром "Православного Дела" зависел только от агентов и прямых доносов (а доносов в гестапо поступало немало). О доме №77 на улице Лурмель ходило много слухов и создавалась определенная репутация, что не могло не вызвать арестов и без содействия каких бы то ни было агентов. Распространению же слухов способствовала не только доверчивость матери Марии: ему содействовало и злобное отношение к ней части эмиграции.
Гофман долго допрашивал мать Марию, потом обыскал ее и велел ей собираться. Софии Борисовне он крикнул: "Вы дурно воспитали вашу дочь, она только жидам помогает!". Позже, на допросе Пьянова, тот ответил на обвинение в том, что он оказывал помощь евреям: "Помощь оказывалась всем нуждающимся как евреям, так и не евреям - такая помощь есть долг каждого христианина". София Борисовна ответила в том же духе: "Моя дочь настоящая христианка, и для нее нет ни эллина, ни иудея, а есть несчастный человек. Если бы и вам грозила беда, то и вам помогла бы". Мать Мария улыбнулась и сказала: "Пожалуй, помогла бы". Думая, что над ним издеваются, Гофман размахнулся и чуть не ударил мать Марию. Но она не издевалась. "Мы слабые, грешные, выброшенные из нормальной жизни, призваны, как каждый христианин призван, всегда и везде защищать обижаемых, клеймить насилие, отрицать ненависть, писала она еще накануне войны. - Мы призваны к свободе и любви".
Настал момент разлуки. По словам Софии Борисовны Пиленко: "Обнялись мы с ней. Благословила я ее. Всю жизнь, почти неразлучно, дружно, прожили мы вместе. Прощаясь, она как всегда в самые тяжелые минуты моей жизни (когда сообщала о смерти моего сына, а потом внучки), сказала: "Крепись, мать!".
Гофман вернулся на другой день и сказал : "Вы больше никогда не увидите вашу дочь".
Мученичество.
Господь мой, я жизнь принимала,
Любовно и жарко жила.
Любовно я смерть принимаю.