Они гуляли по старым улицам, и снег кружил, укрывая камни, припорашивая волосы Сирины. Однако, девушке было все равно.
Покой занял место крика, и это дарило облегчение.
Даже боль притупилась. Отдалилась, теряясь во тьме этих глаз. Он говорил, очаровывая ее, звенящей сталью своего голоса. Но, все это время, пристально рассматривал девушку, практически, не глядя по сторонам.
Она отвечала, забывая о том, что оставляла за собою с каждым новым шагом…
Комната, исписанная кровью, символы, вырезанные на коже родных… их бледные, искалеченные лица…
Все уходило, вытесняясь этим звучанием.
— Лондон прекрасен. — Мужчина остановился, позволяя своей руке подняться по ее рукаву, останавливаясь на затылке Сирины. Рождая странную дрожь. Тьма манила… — Но, так много мест, которые не менее чарующи. Ты бывала в катакомбах Парижа, Сирина? — Его пальцы чуть скользили, притягивая ближе ее лицо. Натирая стучащее место пульса. Ускоряя биение…
— Нет. — Зачарованно глядя в эти глаза, прошептала она.
— Париж…, скрипка и гармонь…, их песня так прекрасна… я покажу тебе ее… — Мужчина прикрыл веки, забирая у нее успокоение, возвращая страх… но, лишь, на мгновение… — Это будет мой подарок.
Тихая мелодия разлилась в воздухе. Скрипка плакала, вторя ее собственному надрыву, и гармонь протяжно подпевала ей…
Девушку не интересовало, как мужчина сделал это.
Она призывала дьявола — ответил Он. Так о чем можно было размышлять?
Мужчина наклонялся к ней ближе, мягко касаясь ее кожи своей, и Сирина знала, что он подарит ей успокоение.
Губы… он целовал ее шею, вызывая легкую боль…
Танец… танго…
…два тела, сплетенные в страсти, … слитые в танце…
Сирина вздрогнула от того, что увидела под своими, сомкнутыми веками…, не тьму, о которой молила…
Страсть…
Она не хотела этого… Она испугалась…
Мужчина отступил на шаг, но так и не выпустил ее руки. Тьма удивилась в его глазах.
— Это может быть забавно. — Чуть насмешливо проговорил он, всматриваясь в ее лицо.
— Нет, — едва слышно прошептала девушка. — Не надо. Отпусти. — Прерывистый всхлип прорвался сквозь покой его воли, окутавший ее. — Я хочу смерти…
— Зачем торопиться? Мы можем получить все. — Черная бровь приподнялась, иронично вопрошая.
— Нет… ты обещал…
— Я ничего не обещал, малыш. Здесь я решаю. — Мужчина наклонился назад, приближая свое лицо к ее шее. Его губы коснулись ее уха, рождая неправильную, предательскую дрожь. Она не могла, не должна была чувствовать такого. Не тогда, когда ее родители только что умерли. Сирина хотела смерти. — Я отпущу тебя сейчас, малыш. Но, выбор уже сделан. И, когда, еще раз, позовешь — ты будешь ведомой.