Пока мы шли по Приморскому бульвару, настроение моё, надо признать, становилось всё хуже. Надо же такому случиться: у меня карт-бланш на выбор будущей специализации, а в голове ни одной дельной мысли. Кроме той, что я опять займу чьё-то место. Того, кто рождён быть психиатром. Или окулистом. Или урологом, на худой конец, простите за невольный каламбур. Причём этот таинственный «кто-то», возможно, тот самый Ваня Иванов или Петя Петров, рядом с которыми я сижу на лекциях и курю на переменках.
Глянув на мою хмурую физиономию, Шура жестом фокусника извлёк из внутреннего кармана куртки мерзавчик и, заговорщически подмигнув, серьёзно изрёк: «Для храбрости!»
Мы взобрались на колоннаду. Я щедро отхлебнула и, закурив, решилась:
— Шура! Я туда не пойду!
— Щаз! — угрожающе прошипел Шурик и, отобрав у меня эликсир храбрости, поволок за капюшон навстречу неизбежности.
В коридорах спорткомплекса роились мои однокурсники. Поток был хмур и похмельно трезв. Кто-то нервно растаптывал обувку в коридорах. Кто-то менял цвет лица, как хамелеон, от бесконечной курительной эстафеты.
На выходивших из врат аудитории набрасывались, как на вернувшихся из царства Аида. Моя нахальная физиономия на фоне этого триумвирата Серьёзности, Настороженности и Готовности выглядела нелепо и оскорбительно.
— Ну что?! — набросились однокурсники на Васю Перцена.
— Неврология, — еле слышным шёпотом изрёк интервьюируемый, кстати сказать — сын заведующего кафедрой нервных болезней, и побагровел до самых кончиков рыжеватых волос.
— Ну ещё бы! А как же! — эхом раздались ехидно-презрительные возгласы, и Вася стал фиолетовым в крапинку.
— Не бзди, Васятка! Сын за отца не в ответе! — Шура бодро хлопнул Васю по плечу, после чего застенчивого Перцена сдуло в неведомом направлении.
Взрывной волной меня прижало к Шурику. Хлопнув дверью, в коридор явился Примус.
— Суки! Я, блин, ленинский стипендиат! Я, вашу мать, целевой набор! На селе, ебическая сила, хирургов не хватает! Я им устрою терапию в мухосранской ГКБ!!! — орал он, пожимая Шуре руку. — Привет, — следом произнёс он без паузы и на три октавы ниже.
— Примус, будешь примусы починять и кастрюли бабкам лудить по совместительству, — пьяненько расхохоталась я.
— Молчи, тварь продажная! — беззлобно ответил он, целуя меня в щёку. — Жду вас в «Меридиане», — рявкнул Примус и отчалил.
Крайне расстроенный, из комнаты появился Вадим Коротков. Все с интересом, но издали смотрели на него. Ибо в сравнении с бешеным Бадей Примус был первокурсницей Смольного института.
— Терапия, — с улыбкой Моны Лизы сказал Кроткий, получивший свою антагонистическую кличку в Афгане, где два года оттрубил после медучилища фельдшером, и обвёл взглядом аудиторию. Диаметр круга, центром которого он был, тут же увеличился.