Я взглянула на бедного мальчика. Я никогда не била собак, но побитая собака наверняка именно так и выглядит.
– Кэти! – только и вырвалось у него.
– И вообще, если еще такое повторится, – заметила я более решительным голосом, – мне придется тебя отправить туда, откуда в свое время я тебя прихватила. И не будет больше в твоей латинской жизни ни трехразового питания, ни хорошего коньяка по вечерам, ни прозрачного бассейна, ни даже ежедневной смены постельного и нательного белья. И вообще мне давно рекомендовали филиппинцев, они верные и чуткие сердцем. Ты понял меня, дружок?
Если раньше он казался напуганным, то сейчас, когда я вспомнила про филиппинцев, его охватил ужас – я с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться.
– Кэти, – шевелил он побледневшими губами, – прости меня, Кэти, обещаю, что больше никогда… Прости.
И я простила его. А что еще мне оставалось делать, слабой, мягкосердечной женщине крайне преклонных годов? В конце концов, мне необходимы разнообразные оздоровительные процедуры, только с их помощью я ухитряюсь поддерживать хоть какую-то бодрость организма. К тому же он так театрально закатывал глаза, мой неутомимый, переполненный страстью красавчик, когда принялся самозабвенно замаливать свои грехи.
Вышла я из номера вполне довольная утренней частью дня. А ведь начинался он тоскливо – вот что значит сила воли и умение управлять собственным настроением и организмом.
Подошло время выпить бокал вина – это я позаимствовала у моих сводных братьев-французов. Один бокальчик красного, желательно бургундского, часов в одиннадцать-двенадцать, обильно запитый водой, потом маленький эспрессо, чтобы полностью ликвидировать хмельные алкогольные последствия. Второй бокальчик – уже вечером, но уже без эспрессо. Главное, чтобы каждый день, как лекарство. Очень помогает.
Итак, я направилась на веранду, но в холле наткнулась на моего маститого соавтора.
– Мсье Анатоль! – окликнула я его вполне дружелюбно. А вот он на мою дружелюбность дружелюбностью не ответил. Наоборот, когда он вскинул на меня свои ясные очи, в них отчетливо читалась озабоченность и что-то еще… Ну да, беспокойство.
– А, это вы, Кэтрин. Добрый день, рад вас видеть, – заявил он мне, хотя насчет «рад», похоже, явно преувеличил. Более того, он тут же невежливо повернулся ко мне спиной, разговор с клерком у стойки ресепшн был для него, очевидно, дороже сердечных отношений с соседкой, соавтором и просто хрупкой женщиной, раскрывающей перед ним душу. Но хрупкой женщине был дороже он, и вообще она не отличалась щепетильностью. Поэтому окончательно повернуться спиной у него не вышло.