– Кэти, ты звала меня, ты сердилась? – начал он дрожащим голосом.
– Кого трахал? – перебила я, угрожающе сдвинув брови.
– Я?! Я?! Да ты что?! Как ты могла подумать? – начал он трепетной скороговоркой, и глаза его сразу наполнились искренностью и чистосердечием.
Почему в альфонсы не идут люди хотя бы со средним IQ, а только одни идиоты? Вот признался бы честно, кого трахал, да рассказал бы подробности: как трахал, что она при этом верещала, мне ведь интересно, всегда ведь встречаются нюансы – я бы, глядишь, и простила изменника. А если бы приподнял настроение, ввел в сексуальный азарт, еще бы и награду заслужил.
Но для такого поворота хоть какой-то сообразительностью надо обладать. А сообразительность и Карлос – вещи несовместные.
– Да ты что, Кэти? Как ты можешь такое подумать? – заверещал он томным, обиженным голосом. – Ты же знаешь, что я… – И тут же лезет ко мне под халат, чтобы вот таким первобытным способом сбить мой решительный настрой.
Ну, и что он там нашел новенького? Ничего. И на настрой не повлиял, только получил по рукам.
Хотя, надо признать, все же он молодец – всю ночь отрабатывал и снова готов. Вот что молодость и латинистость делает с людьми.
Но сказала я совсем другое:
– Я с тобой, милый друг Карлос, только потому и связала себя узами, что ты мне казался порядочным молодым человеком. Ты мне нравился как цельная личность, как индивидуум. Я тебя ценила за твои высокоморальные качества. Что мне нужно, в конце концов, как не простое понимание честного, искреннего человека? Но оказалось, что я ошибалась… – Тут он с вытаращенными глазами попытался меня прервать, но я не позволила: – Оказалось, что ты совсем другой. Оказалось, что ты порочный, неверный и, клянусь Девой Марией ты спал сегодня с другой женщиной.
Почему я вспомнила про Деву Марию? А, ну да, она же в их латинской религии значит многое. Почти все.
– Кэти, Кэти, подожди, прошу тебя, – начал причитать и канючить он.
– А я-то, наивная дуреха… – Тут я, конечно, подпустила в голос слезу, в глаза уже давно ничего подпустить не получается. – Я-то, дуреха, думала, что ты мне родная душа, я даже вписала тебя в завещание, положив тебе…
Тут я начала соображать, что бы такого могла бы ему отписать, даже если бы лишилась рассудка. И решила, что настолько лишиться рассудка я не смогла бы никогда. Так цифра и не прозвучала, когда дело касается цифр, лучше обходиться без конкретики. А то еще придушит прямо здесь, прямо сейчас – вон как вспыхнули его томные глазенки.
– Но сейчас я вижу, что все напрасно, ты мне чужой, чуждый, а главное – наши взгляды на мораль расходятся. – Снова слеза в голосе, теперь от обиды за наивные, несбывшиеся надежды. – И вот я позвонила своему адвокату и велела ему вычеркнуть тебя из завещания.