– Я хорошо знаю вашего друга, Анатоля Тосса. Он еще сегодня был здесь, мы разговаривали, но, к сожалению, часа три тому назад он отбыл.
Они переглянулись и направились ко мне. Я весьма дружелюбно им улыбнулась.
– Вы уверены, что это был именно Энэтоли? – задал вопрос долговязый в твидовом пиджаке.
– Во всяком случае, он мне так представился. Он прожил здесь недели три-четыре, но сегодня почему-то вдруг уехал.
Они снова переглянулись. В принципе, если бы я не знала, что один из них невинный профессор, а другой – не менее невинная балетная прима, можно было бы и испугаться – так мрачно и двусмысленно они переглядывались. Впрочем, в мои лета мужчин уже не боятся, это мужчины боятся моих лет.
– Может быть, мы перейдем на террасу, сядем за столик? – предложила я.
– Конечно-конечно, – закивали они, соглашаясь, и почетным караулом обступили меня с двух сторон – длинный и сутулый шел впереди, раненый артист балета хромал сзади.
Мы расселись, тут же подскочил расторопный официант Франсуа, мне самое время было выпить чашку зеленого чая, он, как известно, предохраняет от старческого слабоумия, которого в моем возрасте следует опасаться. Двое моих кавалеров попросили по бутылочке «Перье» – ну, артисту трезвость не помешает, а вот почему бы не выпить долговязому? Ах да, он же за рулем. Значит, догадалась я, раз он не пьет, то собирается скоро уезжать. Что меня вполне устраивало.
– Так вы уверены, что это был Энэтоли? – повторил профессор, почему-то ударяя имя моего соавтора на второе «э».
– Знаете, друзья, – изобразила я кокетливую улыбку, – я и в себе не всегда уверена, не то что в молодых мужчинах.
– Zeig ihr das Foto, – сказал тот, кто назывался Стоевым, тому, кто назывался Вейнером. На вполне, как ни странно, приличном немецком. Которым, к слову сказать, я сама довольно сносно владею. Впрочем, я не собиралась щеголять всеми своими лингвистическими познаниями. Более того, я продемонстрировала полное невежество по отношению к родному языку Гете и Рильке.
– Что сказал ваш друг? – смастерила я беспомощное лицо. – Из всех иностранных я владею лишь французским. Да и то неважно. Мы, американцы, – настоящие островитяне, мы, в отличие от вас, европейцев, монолингвистичны.
– Роман попросил показать вам фотографию Энэтоли. Чтобы мы были уверены, что говорим об одном и том же человеке.
– Конечно-конечно, – закивала я, а профессор полез в свой твидовый пиджак и извлек оттуда фотографию.
У меня даже участился пульс от удовольствия – все развивалось почти точно по сюжету.
Я взяла фотографию в руки. На фоне какой-то весьма паршивой европейской речки и весьма традиционного здания из красного кирпича, изобилующего архитектурными излишествами, позировал для камеры молодой, привлекательный на вид мужчина с голубыми холодными глазами. Он был в джинсах, в коричневой кожаной куртке, в руке держал свернутый трубочкой не то журнал, не то газету.