– Чем же он вас заинтересовал, наш неуловимый Энэтоли? – подтолкнула я разговор в нужном направлении, вслед за немцем коверкая имя бедного моего соавтора, ударяя его на второе беззащитное «э».
– Понимаете… – профессор стал подыскивать трудные английские слова, – дело выглядит достаточно странным… – и он снова замялся. Я не перебивала, пусть мнется, сколько ему требуется. – Можно сказать, почти метафизическое перед нами дело. У Тосса есть книга, называется «Фантазии женщины средних лет», она достаточно известна, даже пользуется успехом. Так вот, эта книга попалась в руки Роману, – он указал на Стоева. – Роман получил травму, он сейчас не репетирует, вот и листает время от времени книги.
– Наверстывает пробелы балетного детства, – зачем-то вставила я, зная, что балетные в детстве ничего, кроме балета, не видят. Но шутка оценена не была, во всяком случае, серьезный профессор взглянул на меня с очевидным недоумением и поправил дужку очков. Ну и поделом мне, надо знать, с кем шутить.
– Так вот, Роман начал читать «Фантазии женщины…», – продолжал Вейнер, – и каково же было его удивление, когда он наткнулся на свою фамилию. Там есть рассказ в книге, совершенно отдельный, не имеющий к главному сюжету отношения, так вот, в рассказе присутствует персонаж по фамилии Стоев, артист балета. – Здесь, видимо, я должна была проявить изумление, и я его проявила, но без слов, только мимикой. – Более того, я там тоже присутствую как профессор Берлинского университета Вейнер, и мы с Романом там тоже друзья, как и в реальной жизни.
Тут я перестала изумляться только лицом и перешла на слова:
– Может быть, Энэтоли где-то встретил вас обоих и использовал в качестве прототипов? Достаточно известный литературный прием. Только Тосс к тому же использовал ваши реальные имена. Но такое тоже бывает.
– Вполне вероятно, – закивал своей большой очкастой головой Вейнер. – Мы тоже так поначалу подумали. Правда, сюжет рассказа совершенно не соответствовал событиям нашей реальной жизни, да и наши характеры отличаются от описанных в рассказе…
– Расскажи мадам Кэтрин о Жаклин, – вмешался Стоев на сей раз на английском, который в его балетном исполнении понять было куда сложнее, чем немецкий. Но при этом он так взмахнул рукой, так грациозно, в движении было столько откровенной красоты, что я тут же простила ему чудовищный акцент.
– Сейчас-сейчас, – пообещал профессор, – сначала я расскажу о нас с тобой. Так вот, поначалу мы удивились, и только. Но потом… – Он снова начал выдерживать длинные паузы. – Потом стали происходить вещи непонятные. – Я подалась вперед в нетерпении. – Просто, можно сказать, необъяснимые вещи… – Я подалась вперед еще сильнее. – Я бы сказал, метафизические… – Ну сколько можно тянуть, мне некуда уже было подаваться. – Понимаете, то, что написано в рассказе, стало происходить в реальной жизни…. – И он замолчал окончательно, явно смущаясь собственных слов. Молчала и я, тоже смутившись. Я всегда пасую при появлении чертовщинки.