Во время репетиции атмосфера на сцене, как обычно, была легкая и жизнерадостная, все шутили, реплики часто прерывались всплесками заразительного смеха. Элизабет в маечке с глубоким вырезом, в обтягивающей юбке выглядела весьма провокационно, как и полагалось идеальной женщине Илоне. И вот, кружась буквой «Г» по полу, не замечая ничего, кроме осколков, Илона (она же Элизабет) поднимает глаза и видит ошеломленное лицо Пигмаштейна (он же Рой), который, похоже, попал в ступор и больше не в силах вспомнить ни слова из своей роли.
Легко перехватив взгляд лишившегося дара речи профессора, Элизабет обнаружила, что тот устремлен в разрез ее оттопырившейся майки, на ее чуть выбившиеся из неплотных чашечек бюстгальтера груди. Определив основной интерес партнера, его невинное вожделение, его совершенную растерянность, Элизабет едва не расхохоталась, просто побоялась сорвать репетицию. Взамен она позволила его загипнотизированному взгляду поползать еще несколько секунд по своему декольте, а потом резко разогнулась, лишив выбитого из колеи профессора бесплатного представления, возвращая его к разучиваемой роли.
И все же его вид, отрешенный, зависимый, предопределяющий зависимость, ее позабавил. Вот почему после репетиции, когда Рой снимал с себя профессорскую мантию, Элизабет подошла к нему и без слов, вдвинув его в стену, беспорядочно увешанную всякими театральными атрибутами, затолкав профессора между ними, схватила его голову обеими руками и прижалась губами к его губам в ожидании протяжного, долгого, полного мужского нетерпения поцелуя. Но поцелуя не последовало. Бедный Рой настолько ошалел, что даже не догадался приоткрыть свои рассеянные губы, даже не обнял ее, руки его так и болтались беспомощно вдоль тела.
Наверное, поэтому Элизабет не почувствовала ни возбуждения, ни обрывающегося на полувздохе дыхания, ни безысходности, – всего того, что она чувствовала, когда дотрагивалась до губ Влэда, – ни даже разочарования от неловкости этого неумелого мальчика. Ее охватил веселый, хулиганский задор: оказалось, что это так смешно – целовать невинного юнца, и когда наконец его руки опомнились, поднялись и с опаской, осторожно дотронулись до ее грудей, она резко, возмущенно отпрянула, совсем как идеальная женщина Илона и, прошептав с укоризной: «Зачем ты так?», исчезла в темной глубине комнаты, оставив ошеломленного профессора в недоумении.
Домой она шла вприпрыжку, как когда-то в детстве: хотелось танцевать, мир вокруг расцвел всеми красками, наполнился щебетанием птиц, голубым небом. Отчего ей так празднично? Неужели лишь оттого, что она поцеловала неумелого, девственного мальчика? Элизабет спрашивала себя и не могла найти ответ. А ночью пришла к Влэду и чувствовала все то, чего не чувствовала, целуя Роя.