– Да мне и так хорошо, – отмахнулся Анатоль. – Ну что, составите мне компанию?
– Ни в коем случае, – засмеялась я. – Если уж о дикой природе вспоминать, мне Карлоса вполне хватает.
– А я не могу себе отказать. Подождете меня, я ненадолго, десяти минут мне вполне хватит?
– Ну конечно, подожду, – сжалилась я. – Идите, утоляйте детскую ностальгию, ваша соавторша будет терпеливо поджидать вас. Потому что она надежна. Хотите, я косынкой буду махать?
– Да ладно вам, у вас и косынки нет. – Он поднялся, сделал несколько шагов в сторону соседнего леска. – Десять минут, не больше, – повторил он и скрылся среди деревьев.
«Надо же, всего-то несколько глотков хорошего алкоголя, а как легко лишили человека рассудка, – подумала я. – Он вообще, похоже, шальной, этот господин Тосс».
А потом перестала думать. Просто раскинула руки по спинке скамейки, подставила лицо под ненавязчивые лучики швейцарского солнца. Сначала смотрела на далекое небо: казалось, можно определить, где оно там, в высоте, начинается, и найти линию, ниже которой небо еще не было небом, а вот прямо за ней – начиналось.
Я смотрела несколько минут, а потом расслабленность охватила меня, глаза закрылись, и я впала в тихое, блаженное забытье. Лишь представила, как проходящий мимо швейцарский турист, увидев меня, распростертую на скамейке, отшатнется, решив, что бабуся померла от высокогорных перегрузок и уже слегка подсохла и закостенела. С этой веселой мыслью я и погрузилась в дремоту.
Вывел меня из нее отчаянный нечленораздельный крик – длинный, протяжный, без сомнения, мужской, хоть и несколько визгливый. Так кричат, когда больно, страшно и снова больно. А потом нечленораздельный крик перешел в членораздельный.
– Фак! – разобрала я знакомое слово. И еще раз, протяжнее: – Ф-а-а-а-а-к!
«Похоже, мсье писатель набрел на гриб», – успела было подумать я, но еще один смачный крик сбил меня с мысли.
– Кэтрин! – звал меня голос писателя. – Змея! Я наступил на змею. Фак! Фак! Кэтрин!
«Змея – это нехорошо, – подумала я. – Здесь водятся злые гадюки, по осени они особенно немилосердны».
Пока я думала, из чащи выскочил сам укушенный, подпрыгивая на одной ножке, будто девочка, играющая в классики; он выглядел весьма комично. Только, в отличие от девочки, лицо его было перекошено ужасом, да и по общей комплекции на девочку он похож не был.
Я, конечно, встала, поспешила, насколько могла, ему навстречу. Так мы и встретились на полдороге, где я и подставила ему свое надежное угловатое плечо. На которое он предусмотрительно не оперся – видимо, хоть и был крайне покусан, все же понимал, что от его тяжести плечо тут же подломится. Так – со мной, семенящей сбоку, – он успешно доскакал до скамейки.