– Из любви, – услышала она мягкий девичий голос справа, он будто полз, стелился, тихо, вкрадчиво, незаметно.
– Надо возраст отсчитывать не по годам, а по событиям, – раздался голос Рассела, Элизабет обернулась. – Чем больше произошло в жизни событий, тем человек старше. Ведь многие проживают дни, месяцы, года, но в их жизни ровным счетом ничего не происходит. И получается, что их жизнь остановилась в стадии младенчества. А вот Александр Македонский, например, прожил тридцать три года, но наверняка они были длиннее, чем восемьдесят лет иной безсобытийной жизни.
– Это идея, – раздался один голос.
– Гениально, – поддержал другой, рядом.
– Тогда мне сорок три, – засмеялась красивая девушка напротив, Элизабет забыла ее имя. – А тебе, Рассел, двести сорок семь.
Хохот сорвался, вылетел из столовой, покрыл весь дом.
– Как чувствует себя наш праотец? – зашелся Пол.
– А меня ты посчитал? – кричала другая девушка, кажется, ее звали Сэра. – Рассел, во сколько лет обошлась тебе я?
– Ну да, можно сказать, ты удлинила мою жизнь лет на двадцать, – отшутился Рассел.
– Тогда тебе через пару дней уже можно будет пить, – перегнулся к Элизабет через стол этот, как его… Дэвид, кажется.
Все снова захохотали, Элизабет громче всех, такой счастливой она давно не была, наверное никогда. Она просто стала воздушным облаком, просто парила там, наверху, под высоким потолком.
– Правда, из чего этот сок? – повернулась она к Линн; мягкое, бледное лицо колебалось совсем рядом, сочные губы чуть приоткрыты, язык на секунду выпорхнул и прошелся по самому краешку верхней губы.
– Тебе нравится? – ответила Линн вопросом на вопрос. Элизабет кивнула. – Там травка такая, не знаю, как она называется. Но я его тоже обожаю. Давай, я тебе еще налью.
– А-а… – протянула Элизабет, кивнула и тут же снова повернулась к столу. – Мне уже двадцать два! – закричала она. – У меня тоже много всего было. – Повернулась к Расселу, увидела его глаза. Такие внимательные, спокойные, ей хотелось смотреть в них, не отрываясь.
– Тебе значительно больше, – сказал он почему-то серьезно. – Ты почти старуха.
Элизабет захохотала.
– Я старуха! – закричала она, чтобы все услышали. – Так Рассел сказал.
– Как же ты успела состариться? – Сэра, та, что напротив, сощурила красивые голубые глазки. – Что же в твоей жизни произошло?
– Ну как же, – тут же отозвалась Элизабет. – Мою маму убили, а потом я стала… – И тут же вскрикнула от острой, мгновенной боли – левая рука дернулась в короткой конвульсии. Оказалось, что Рассел сдавил ее запястье и, по-видимому случайно, нажал на какой-то нерв.