Еще несколько напряженных шагов – мелких, осторожных, – рука с пером у шеи, внутри шеи, между жизнью и смертью всего несколько миллиметров тонкой живой перегородки. Взгляд расширенных, безумно выпученных глаз, следящих за каждым шорохом, за мельчайшим движением; тело, как и глаза, напряжено, сконцентрировано до мышечной судороги. Еще несколько шагов, всего несколько, и можно будет открыть дверь и броситься по коридору туда, где еще недавно находились люди. И кричать, звать на помощь, а значит, спастись. Всего-то несколько последних шагов…
Как же случилось, что силы разом оставили ее? Сначала сбился, оборвался крик, рассеялся в сразу подступившей тишине. Потом обмякли ватные ноги, рука медленно стала отделяться от шеи, вытягивая из нее железное перо, струйка крови свободно заструилась вниз из раскупоренного отверстия. А потом рука и вовсе рухнула вниз, не в силах удержаться в безопорном воздухе, и там, внизу, разжалась, а перо, вывалившись из бессильных пальцев, стукнувшись деревянной ручкой, шумно покатилось по полу.
Почему она осталась стоять посередине комнаты, обессиленная, сжавшаяся, потерянная? Неужели из-за этого уверенного, твердого, все перевернувшего разом внутри голоса? Он здесь, а значит, больше ни к чему быть сильной и решительной. Он все решит, спасет, оградит и снова принесет счастье. Счастье, без которого она не может существовать.
– Дина, я здесь, я пришел, – проговорил голос, и она повернула слабую голову и встретила взгляд Рассела, спокойный, сведенный в точку.
Он пришел, значит, услышал ее мольбы, значит, все сейчас закончится, весь этот ужас, этот кошмар. Получается, она все же выжила, она дождалась его.
– Все уйдите, – кивнул он троим, стоящим на коленях у стенки.
Они поднялись. Дина вздрогнула, отпрянула, едва не упала, все сразу расползлось, потеряло четкость.
– Рассел, – попытался сказать самый тупой из них, – я тут совершенно ни при чем. Это все…
– Уйдите, – повторил Рассел. – Закройте за собой дверь. – Они все еще колебались в дверях. – Немедленно. Все. Чтобы я вас больше не видел. И остальным скажите, чтобы не заходили.
Дверь захлопнулась. Больше никого не было, только она и Рассел. Впрочем, была ли она? Этого Дина не знала.
– Девочка моя, что они сделали с тобой? Сядь, закрой глаза, теперь все будет хорошо, я здесь, и тебе будет хорошо. Как всегда было, когда я приходил. Помнишь?
– Да, помню, – ответила Дина и сделала все, как он велел: опустилась в мягкое глубокое кресло, закрыла глаза. – Только не надо больше капельницы, – попросила она тихим голом. – Хорошо?