Рука добралась до бокала, потом бокал добрался до рта, медленно опрокинулся.
– Но сколько можно дергать за ниточки? Пора было тебя увозить. И увезли бы, если бы не твой Влэд, – он оказался с интуицией, этого у него не отнимешь. Он вообще не без таланта, мог бы смастерить что-нибудь стоящее, но слишком уж зациклен на прозе жизни. Понимаешь, художник должен отречься от реальности – он не должен чувствовать, не должен любить, не должен никому принадлежать, тогда весь резерв эмоций тратится на его воображаемый мир, на его работу. А вот если размениваться на мелочи, вроде обыденной жизни, вроде любви к женщине, на удовлетворение ее желаний, капризов, – тогда ничего хорошего не создашь. Никаких внутренних ресурсов не хватит. Ну это я так, к слову.
Рассел допил коньяк, снова стал наливать из графинчика.
– Так вот, он, похоже, что-то проинтуичил, твой Влэд, и расстроил весь мой чудесно составленный план. Он вообще стал догадываться, что все не случайно, не просто так, и однажды, когда мы столкнулись на улице, даже попытался заговорить со мной. Но, конечно, все до конца ему понять не удалось. Да и куда ему.
Графин уже стоял на столе, в бокале плавно колыхалась новая порция янтарной жидкости.
– И тем не менее он тебя увез. Мы, конечно, следили за вами, организовали целую такую полицейскую операцию. Не мог же я тебя упустить, когда столько времени потрачено, столько сил вложено, когда ты уже полностью была подготовлена. Посылали вам по почте открытки, ну так, для смеха и поддержания общей напряженности действия. К тому моменту я уже решил, что мне нужна твоя душа, мне казалось, что я смогу ее заполучить. Оставалось только тебя увезти.
– Значит, ты хотел заполучить мою душу, – повторила Элизабет.
Почему-то она перестала чувствовать свое тело – ни боли, ни усталости, ни страха, ни возбуждения, ни волнения. Она вся обратилась в слух, в зрение, превратилась в вычислительную машину. Сейчас она узнавала, как была просчитана и промерена ее жизнь, которая, оказывается, ей и не принадлежала. Оказывается, она была придумана кем-то другим и запущена, как в глупом голливудском кинематографе. Она стала марионеткой, пушинкой, на которую дули, чтобы она летела в нужную сторону. Как он сказал, «ею легко манипулировать».
– Мою душу, – повторила она задумчиво. – Для моей души нужны были наркотики и черный ящик. Так?
Рассел закивал головой, посмеиваясь. Он теперь постоянно посмеивался, видимо, коньяк все же начинал действовать.
– Видишь ли, мы тут развлекаемся, – сказал он. – Уже давно, много лет пробуем, экспериментируем, мы же люди творческие. Разве это не главная задача художника – воздействовать на подкорку, на подсознание, минуя примитивные органы чувств? Вот мы и экспериментируем. И знаешь, к чему мы пришли? Сочетание наркотиков и секса! Ничего нет сильнее. Особенно для женщины, особенно в правильных пропорциях.