Он вздохнул, снова потянулся к бокалу, снова отпил из него.
– В результате по плану тебе полагалась стать совершенно зависимой от меня. План заключался в том, чтобы я мог управлять тобой одним голосом, одним прикосновением. Представляешь, как чудесно: я касался бы тебя, и в тебе рождался бы взрыв. Или, если вернуться к привычной терминологии, – блистательный, восхитительный оргазм. И тогда бы… – снова появился указательный палец. – Тогда бы посредством твоего тела я заполучил бы твою душу. Конечно, не навсегда, только на время, но что в нашей жизни бывает навсегда? Ты бы потом подросла, зависимость бы ослабла, впрочем, кто знает, может, она не исчезла бы полностью. Бывают подобные случаи, живые, так сказать, примеры. Ты встречала их здесь, в доме. Но ты, увы, оказалась девушкой с проблемами.
Тут Рассел вздохнул, развел руками, хотя в его вздохе не было слышно сожаления, лишь полупьяная, озорная насмешка.
– Я уже говорил, ты оказалась неожиданно сильной девочкой, у тебя повышенная сопротивляемость не только к наркотикам, но и вообще к стрессам, через которые я тебя пропустил. Другая бы давно сломалась, перестала бы сопротивляться, а ты… видишь, ты постоянно борешься. К тому же тебя надо было дольше держать на игле, пока рефлекс полностью не выработался. И только потом потихоньку снимать с наркотика, несколько месяцев держать в промежуточном состоянии – частично здесь, частично еще там. Возможно, тогда что-нибудь и вышло бы, но этот идиот Пол как всегда все перепутал и неправильно отмерил дозу, вот ты и пришла не вовремя в себя. А так как ломка у тебя слабая, ты ее легко перенесла. Так что мы все прокололись.
Рассел засмеялся, поднес ко рту бокал, опрокинул в себя.
– А жаль, ты отлично мне подходила. Представляешь, сначала мать, потом дочь. Редко, когда в один присест удается заполучить две души – и матери, и дочери.
Все-таки он был пьян, иначе бы он не стал говорить про Дину, про ее душу.
– Так значит, с мамой ты пытался сделать то же самое?
Рассел снова засмеялся, неопределенно качнул головой, то ли соглашался, то ли возражал – не поймешь.
– Видишь, какая ты несообразительная, Лизибет. Нет, с твоей мамой происходило иначе. Она ведь когда-то принадлежала мне. Добровольно. Полностью. Как только может принадлежать женщина. И ей полагалось принадлежать мне всегда. Она бы и принадлежала, если бы не ваш упрощенный Влэд. Но как я мог позволить ей оторваться? Ты же понимаешь, Лизи, я должен был ее вернуть.
Он снова наливал коньяк из графина, в четвертый уже раз. Или в пятый, Элизабет сбилась со счета.