Ну вот, даже у этих "пляжников" бывают здравые мысли.
– Вам сам город нужен?
– Не совсем, но очень близко от него, – сказала "Негативка", – Поэтому мы хотим выждать утра.
– Кто из вас оттуда? – спросил я.
– Мы с братом.
Мне вспомнилось, что я видел "Негативку" постоянно с парнем, по виду классическим "уиггером" с заплетенными в косички светлыми волосами.
"Уиггерами" принято называть "белых негров" – ту особо туповатую часть местной продвинутой молодежи, во всем обезьянничающих с "рэп-культуры". Негритянская жестикуляция, туповатый негритянский же сленг, манера одеваться в широченные сваливающиеся штаны и зимние куртки в разгар лета. Кстати, история таких штанов идет из тюрем, большинство населения которых состоит из черных – администрация намеренно выдавала контингенты штаны на пару-тройку размеров больше чем надо и не давала ни ремней, ни подтяжек. Так становится проблематично не только убегать, но даже драться. Потом городские дебилы взяли это за моду, из-за чего великое множество "братьев из гетто" попалось в руки копам – штаны сваливались в самый неподходящий момент.
– Наверное, вы правы, – согласился я, – Тогда надо будет найти безопасное место где-то перед Сокорро, перед развилкой.
Если с этой компанией забраться куда-то в глухой лес или пустыню, глядишь, и не нарвемся на неприятности. Все равно я планировал ночлег как раз в том районе, только сразу после города, а не до него. Но десять километров в ту или другую сторону особой роли не играют, так что можно и до.
– Можем остановиться в Бокс-Каньон, – сказала "Негативка", – Тихое место в стороне от дороги. Раньше мы с братом любили ездить туда на клаймбинг.
"Клаймбинг" – это скалолазание, занятие в этих краях популярное. Нам оно не надо, но вот некоторые детали…
– Каньон реки?
– Да, – закивала она, – Там река, чистая вода и можно даже купаться.
Где-то неподалеку хлопнул одиночный выстрел. Все замерли, потом вдруг засуетились, забегали, затем какая-то девчонка завизжала, следом за ней вторая. Затем все побежали куда-то к "пожарному" автобусу, затем крики усилились, кто-то из парней громко повторял одно и то же ругательство. А затем я увидел то, что вызвало панику – парень с перевязанной рукой, тот самый, который не смог спасти свою подружку и сбежал, сидел, спиной привалившись к заднему колесу автобуса, под огромным пятном крови и мозгов, и эта же самая кровь стекала ему на грудь и плечи. А возле его левой руки на песке лежал револьвер с длинным стволом.
Все сгрудились в тесный полукруг, воцарилась тишина. Щупать пульс не было нужды, тут сомнений в результате нет. А вообще… я уже второй раз так нарываюсь. Сначала плохо думаю о человеке, и понимаю его лишь после того, как он умер, как было с моей одинокой соседкой в Койотовой Купальне. Когда я, наконец, отучусь делать выводы раньше, чем успею все обдумать? И кто мне сказал, что этому парню было наплевать на девушку? А на самом деле он ее и на пару часов не пережил, и смелости хватило. Не смог выстрелить в нее мертвую, верно. А в живого себя – сумел. Дурак я, прости Господи, дурак.