— Ну, тогда сделай это, черт возьми. Пусть я весь буду отвратительным.
Их глаза засмеялись. Хирел, красивый, обритый и оборванный, все еще оставался прелестным созданием, предназначенным для забав в спальне дамы. Он плюнул на свое отражение, и оно стало размытым и неясным.
— Ты должен благодарить судьбу, — сказал Сареван с холодным удовольствием. — Дважды, чтобы быть точным. Голос Хирела дрогнул от горькой насмешки. — Как! Разве не тебе я должен быть обязан? — Нам не нужно лишнего. — Жрец прислонился к стене и скрестил руки. — Думай обо всем этом как об игре, как о великолепной авантюре, о которой сложат песню. — Конечно. Сатиру на противостояние принцев. Сареван лишь рассмеялся и сверкнул глазами в сторону жрицы, которая покраснела как девчонка. Несмотря на это, когда она заговорила, вид у нее был строгий, почти суровый.
— Будь с ним помягче, Сареван. Он не так слаб, как кажется, но и не настолько силен, как воображает, ведь воспитывали его не так, как тебя. — Да уж надеюсь, — огрызнулся Хирел. Они не слушали его. Они вообще редко к нему прислушивались. Глаза жрицы говорили о множестве вещей, а жрец отвечал ей таким же упорным взглядом. Она умоляла. Он отказывался. Он посмотрел на Хирела без излишней холодности, но как-то непримиримо и наконец сказал по-асаниански, чего мог бы и не делать:
— Это избалованный ребенок, которому нравится корчить из себя мужчину. Он надменный, невыносимый и ужасно испорченный. Почему я должен угождать ему?
— Надменный, — повторила жрица. — Невыносимый. Ужасно испорченный. А ты, надо полагать, само совершенство, Сареван Ис'келион?
— Юлану он понравился, — сказал Сареван. — Я обещаю проявить мягкость, на какую только способен. Это тебя удовлетворит? Она глубоко вздохнула.
— По-моему, ты сумасшедший. Но я знаю, что никому другому он не сможет так безоговорочно доверять. Прокляни свою честь и сострадание, в котором ты не желаешь сознаваться. И еще об одном хочу предупредить тебя: я послала весть твоему отцу.
В этих словах чувствовалась угроза, но Сареван лишь улыбнулся.
— Отец знает, — сказал он. — Я и сам отправил ему послание. Мне известен сыновний долг, сударыня. — И он позволил тебе уехать? Сареван расплылся в улыбке.
— Он не приложил больших усилий, чтобы остановить меня. Жрица подняла голову и сдвинула брови. — Сареван…
Его сверкающие глаза в напряженном молчании встретились с ее взглядом. Спустя несколько мгновений Орозия склонила голову и глубоко вздохнула.
— Ну что ж, хорошо. Но тебе придется заплатить за это. Моли Аварьяна, чтобы цена не оказалась чересчур высокой. — Я заплачу столько, сколько нужно, — сказал Сареван. Она не подняла глаз, словно не могла сделать этого. — Тогда иди, — сказала она так тихо, что Хирел с трудом расслышал ее слова. — И да хранит тебя бог.