— Напрасно ты так думаешь, — возразила Эмма. — Я никого и ничего не боюсь… Ты знаешь, что я к тебе хорошо расположена, — насколько мне это позволено, — а, значит, я всегда рада тебя видеть… Откровенно говоря, тебе бы следовало избегать встреч со мною.
— Это совершенно справедливо.
— Но не в том смысле, в каком ты думаешь.
— А в каком же?
Вместо ответа девушка сорвала ветку шиповника и так сильно ударила себя ею по руке, что на коже выступила кровь.
— Что ты делаешь?! — вскричал Казимир.
— То, что мне приятно, — было лаконическим ответом.
— Неужели тебя тешит эта добровольная пытка?
— Она полезна и приятна для тех, кто желает спасти свою душу и пренебрегает земными благами.
— Ты воображаешь, что Бог создал тебя для одних страданий, а не для радостей и земных наслаждений?
— Так говорят мужчины — закоренелые грешники;
женщины несравненно строже относятся к своим словам и поступкам, — вот почему они меньше грешат.
— Следовательно, ты безгрешна, — с коварной улыбкой сказал молодой человек, — в таком случае возведи и меня на ту лучезарную высоту, на которой ты стоишь.
— Не проси меня об этом… Тернист и труден путь, ведущий в царство небесное!
Эмма устремила на юного грешника взор, полный сострадания.
— Уходи, уходи отсюда! — прибавила она с мольбой в голосе. — Меня ищут… меня зовут… — и, кивнув ему головой, убежала по направлению к дому.
Не успела она скрыться из виду, как у садовой калитки показался высокий красивый мужчина, лет сорока, с бородой и вьющимися светло-русыми волосами, в широкой черной одежде. Правильные черты его лица носили на себе отпечаток железной воли и безмерного властолюбия.
«Кто это? — подумал Казимир Ядевский. –
Духовная особа или воплощенный демон? Что за чудеса?..
Не понимаю!»
Как хороши бывают первые дни сентября в благословенной Малороссии! Яркие, но не жгучие лучи солнца золотят скошенные поля и нивы; деревья в садах подернулись желтизной, их ветви пригибаются к земле под тяжестью плодов; цветут астры и георгины, по синему, прозрачному небу тянутся стаи аистов; воздух пропитан ароматом запоздалых трав. В шинках слышны веселые песни и звуки незатейливых сельских инструментов, на гумнах — мерный стук цепов.
В один из таких прекрасных дней, рано утром, Казимиру Ядевскому вздумалось пойти на охоту. Настреляв полный ягдташ бекасов, он прилег отдохнуть на берегу реки, в тени старой ивы; легкий ветерок пробегал по зеркальной поверхности воды и казалось, что она усыпана миллионами золотых блесток. Долго лежал усталый охотник, мечтая об Эмме, как вдруг вдали на реке показалась лодка, и перед ним предстал предмет его поэтических грез, в белой одежде, среди водяных лилий.