— Убийца!
Нет, никто не закричал. Не видели? Да, глаз его снизу было не видно. Глаза видела только она. Для всех остальных он просто опоздал на долю секунды. Ему дали выпить какое-то вонючее лекарство, чтобы успокоился. Выпил. Кто-то обнял его, сочувствуя. Кто-то сказал:
— Помогите ему. Он же в шоке.
В шоке? Да, он в шоке! Отличное слово — шок! Можно ничего не говорить и не объяснять.
Что так долго копается врач? Ирка жива? Как же это возможно? Что теперь будет? С кем, с кем? С ним! Она очнется и скажет:
— Это он сделал!
Что они там говорят? Позвоночник? Сломан позвоночник? Как же она теперь, она же больше не сможет работать. Ничего не сможет…
* * *
Её сравнивали с великой балериной Галиной Улановой. В ней действительно что-то этакое было. Она тоже казалась невесомой, бесплотной и трогательной, когда летала под куполами цирков всего мира. Маленький бесстрашный ангел — так о ней говорили и писали. О том, что ангел разбился, почти никто тогда так и не узнал. Просто тогда было не принято писать о неприятностях. Только о победах и достижениях эпохи развитого социализма.
Как странно: так слепит солнце и так холодно, почему? Или это вовсе не солнце?
Солнце оказалось баллоном капельницы, отразившим слепящий свет ламп. Привычная мерзость существования. Привычная мысль — опять допился до реанимации. Привычное сожаление — врачи опять спасли. Привычный озноб и мучительная жажда, и слабость. Привычная тупая боль под ребром. И такое же привычное осознание свершившегося: Ирка разбилась. Ах да, это случилось уже очень давно, больше двадцати лет назад.
С Татьяной, первой женой, ради которой и предал Ирку, работал совсем недолго. Богиня на земле и в постели, бревно в воздухе. Сколько раз был женат потом? А черт его знает.
Ирка на земле была смешная. Угловатая дикарка. Стеснялась его. И любила. От влюбленности этой глупой, неумелой еще более казалась жалкой. Раздражала. А в воздухе менялась неузнаваемо. Если б можно было акробатам не спускаться на землю… Там, наверху, нет места ничему ненастоящему. Два человека — одно сердце. За ненастоящее плата — вот эти уходящие в черноту все понявшие глаза и бесконечно скользящая лонжа.
Ушёл из цирка, не дожидаясь пенсии. Вернее, ушли. Не ждать же им было, пока, допившись, разобьется в хлам. Сам разобьется — с партнершами работать отказался, когда понял, что второй Ирки нет и быть не может. Первым открыл магазин дорогого импортного спортинвентаря. Сам не ожидал, что дело пойдет так успешно. Потом ещё открывал точки. Деньги. Не так-то трудно оказалось их заработать. Менялись жены, рождались дети.