Во время церемоний мы торжественны и полный почтения, но стоим всегда рядом, наши руки переплетены. На обедах всячески демонстрируем безумную страсть: целуемся, танцуем, пытаемся улизнуть от всех, чтобы побыть наедине... но стараемся при этом, чтобы нас поймали. В поезде мы тихо мучаемся в попытках понять, достигнут ли нужный эффект.
Даже не смотря на то, что мы теперь не произносим никаких крамольных речей от своего имени — само собой понятно, что эпизод в Дистрикте 11 был тщательно отредактирован перед показом по телевещанию — в воздухе ощущается какая-то тайная угроза, и достаточно одной капли, чтобы чаша народного терпения переполнилась.
Не везде, конечно. В некоторых дистриктах толпа ведёт себя с покорной усталостью бредущего на бойню скота — точно так же, как ведут себя люди в родном Двенадцатом во время торжественных встреч с победителями Игр. Но в других — в частности, в Восьмом, Четвёртом и Третьем — при виде нас на лицах появляется воодушевление, а под ним явственно ощущается разгорающаяся ярость. Когда они скандируют моё имя, оно звучит скорее как призыв к отмщению, чем просто приветствие. И когда миротворцы пытаются утихомирить разошедшуюся толпу, та не отступает, а оказывает сопротивление. И я понимаю, что ничегошеньки не могу с этим поделать, ничего не в силах изменить. Какие бы страсти мы ни демонстрировали, как бы талантливо ни ломали комедию про неземную любовь, мы не в состоянии остановить этот грозный прилив. И если мой фокус с ягодами был актом временного помешательства, то народ будет приветствовать и помешательство.
Цинне приходится ушивать мою одежду в талии. Команда гримёров горюет по поводу тёмных кругов под моими глазами. Я еле-еле засыпаю, только для того, чтобы вскочить, как пружиной подброшенная, после очередного кошмара — их всё больше и они всё ужаснее. Эффи снабжает меня снотворным, но оно не действует. Во всяком случае, не так, как хотелось бы. Питер, пол-ночи проводящий в блужданиях по поезду, слышит мои дикие вопли, когда я пытаюсь вырваться из наркотического тумана, лишь продляющего мои мучительные сны. Ему удаётся разбудить меня и успокоить. Потом он забирается в мою постель и держит меня в объятиях до тех пор, пока я снова не засыпаю.
После этого я отказываюсь от таблеток. Но каждую ночь Пит приходит ко мне, и мы вместе противостоим мраку, как когда-то на арене — обвив друг друга руками, в насторожённом ожидании опасности, которая может свалиться на нас в любой момент. Больше ничего не происходит, но наши совместные ночи становятся предметом сплетен в маленьком поездном сообществе.