Уже был под рукою яд - средство переправы в звездные сферы, заранее ликовало сонмище дьяволов, готовясь вонзить когти в свою жертву. Но он обхитрил и самого дьявола, пощадив себя, хотя собирался убить.
Он стяжал себе райский сад на земле, где украдкой срывал запретные плоды за спиной архангела-хранителя; в этом райском уголке он перехитрил всех, кто олицетворяет человеческие законы: священнослужителя, короля, судью, военачальника, налогового инспектора, полицейского. Всех он обвел вокруг пальца.
И все сходило ему с рук.
Но доколе удача будет сопутствовать ему?
Всех ему удалось обмануть, кроме одного человека: самого себя.
Лицо его светилось улыбкой, а в душе навсегда воцарилась печаль.
Уж он-то знал себе настоящую цену, и все-таки поступки свои соразмерял с тем выдуманным человеком, каким казался со стороны.
Но ведь это невозможно.
Несметные богатства, всеобщее уважение, счастливая любовь - если бы хоть одно из этих земных благ досталось ему праведным путем! Основу его характера, его естественную духовную атмосферу составляли искренность, честность, любовь к ближним, взыскательность, самопожертвование, однако жизненные соблазны, противу которых слаб человек, увлекли его на совершенно иной путь. И в результате он превратился в человека, которого все любят, все уважают и лишь он сам ненавидит и справедливо обвиняет себя.
Вдобавок ко всему со времени его последней болезни судьба наградила его железным здоровьем, все шло ему на пользу. Вместо того чтобы постареть, он помолодел.
Вот уже которое лето подряд Тимар был занят физическим трудом. Он завершил столярные работы в домике, поставленном в прошлом году, дело было за токарной отделкой и художественной резьбой. Ему удалось обхитрить даже муз, похитив у них творческие способности. Истинным наслаждением было любоваться домом, который под умелыми руками Тимара превращался в подлинное произведение искусства. В Тимаре пропал прирожденный художник.
Колонны, поддерживавшие крыльцо домика, были все резные: одна изображала двух сплетшихся змей, головы которых служили капителью; другая являла собою увитый лианами пальмовый ствол; третью образовывало переплетение виноградных лоз, где из-под листьев выглядывали ящерицы и белки, а четвертой колонной служил пучок тростинка, гордо возносящего метелки своих соцветий.
Внутренняя обшивка стен, изукрашенная сложной мозаикой, могла быть причислена к непревзойденным образцам художественной резьбы, столы и стулья отличались художественной компоновкой деталей, белокипенный граб и испещренных узорами выплывок, послуживший материалом для гардероба, и часового футляра, призваны были выгодно оттенить темно-коричневый фон орехового дерева. Изящный, с интарсиями, балдахин над кроватью свидетельствовал о художественном вкусе мастера. Двери и она тоже открывались по-особому, не как в обычных домах: задвинутые вбок или поднятые кверху, они исчезали в стене; все хитроумные запоры-задвижки были также сработаны из дерева. Тимар загодя объявил, что в доме не будет ни одной детали, ни единого клина, сделанных не его руками, и правда, железа тут было не сыскать. Тимару хотелось все смастерить собственными силами и из подручных материалов, которыми был богат остров. Задержка вышла лишь с окнами - чем заменить стекло? Поначалу Тимар затянул рамы москитной стекой, но тогда дом становился пригодным лишь для летнего пользования, да и дождь захлестывал внутрь, если не закрывать ставни. Он попробовал было на манер эскимосов заменить стекло пленкой пузыря, но это не вязалось с общей роскошью отделки. Тимар продолжал поиски до тех пор, пока на одном из склонов "блуждающей" скалы не обнаружил пласт слюды, именуемой кошачьим серебром или мариинским стеклом. С превеликим тщанием он высвободил нежный прозрачный минерал из каменной породы, расщепил его на тончайшие пластинки, а затем, соорудив из узеньких планок некое подобие решетки, заполнил ее промежутки этим ниспосланным свыше стеком. Труд поистине рабски, однако у могущественного, богатого негоцианта достало на него терпения.