- Дайте, я примеры.
- Не могу ли я вам помочь....
Тимее при ее модной, как тогда было принято, высокой прически и правда требовалась помощь.
- Нет, вы не сумеете. Атали окажет мне такую любезность.
Тимея произнесла эти слова без всякой задней мысли, но майор был поражен бледностью, какая при этих словах покрыла лицо Атали, и тут ему вспомнилось, что когда-то то же самое сказала Атали Тимее: "Иди люда, пришпиль мне фату". И пожалуй, Атали тоже не думала тогда, какой убийственный яд заключался в ее словах.
Атали подошла к Тимее, чтобы водрузить белый чепец поверх ее высокого пучка. Его надлежало прикрепить с разных сторон всевозможными шпильками.
Руки Атали дрожали. Одной из шпилек она чувствительно уколола Тимею.
- Ах, какая ты неловкая! - вскричала Тимея, резко отдернув голову.
Те же самые слова... В присутствии того же самого человека....
Тимея не видела, зато Качука хорошо разглядел молнию , которая пир этих словах озарила лицо Атали.
То было извержение адской злобы, огненный всполох горечи, яркая вспышка стыда!
Все черты ее дергались, словно это было не лицо, а гнездо разворошенных змей. Какие злобно поджатые губы! Какие убийственные глаза! Какая бездна бушующих страстей в одном только взгляде!..
Тимея, едва успев сказать, тотчас же пожалела о своих словах и поспешила смягчить их, Она обернулась к Атали, обняла ее и поцеловала.
- Пожалуйста, не сердись, милая Тали, я забылась. Ты прощаешь меня? Не сердишься?
В ту же секунду Атали вновь превратилась в покорную, провинившуюся служанку и заговорила льстивым, сюсюкающим тоном:
- О, милая Тимея, это ты не шердись на меня, моя крашавича! Я же нечаянно уколола твою прелешную головку! Ах, какая ты каршивая в этом чепчике, прямо фея!
И целовала Тимее плечи.
Майора от ужаса мороз продрал по коже....
Канун именин совпал с предсвадебным днем.
Волнующая ночь!
Жених и невеста уединились в самой дальней комнате: ведь им так много нужно было сказать друг другу. Что именно? Не нашего ума дело.
Язык цветов понятен лишь цветам, язык небесных сфер - лишь звездам, Мемнонского колосса способен понять только его собрат - другой колосс, речи валькирий поймет лишь опочивший, язык любви - только влюбленный. И тот, кому когда-либо доводилось слышать и понимать эти произнесенные шепотом священные слова, сочтет кощунством пересказывать их посторонним и сохранит в душе, как хранят тайну исповеди. Этих слов не найти ни в "Песне Песней" Соломона, ни у Овидия в "Искусстве любви", ни в газелях Хафиза, ни в стихах Гейне, ни в "Жемчужинах любви" Петефи; слова эти - вечная и нерушимая тайна.