— Ах, дернуло же меня!..
— Что-то серьезное?
— Я не имею права, Тобольцев!
— Опухоль, да?.. Неужели рак?!
Грибеник горестно молчит.
— Операция?
— Вы толкаете меня на служебное преступление. Но я не в силах обманывать… Эту форму пока лечить не умеют.
Тобольцев отшатывается и что-то беззвучно шепчет. Он прикладывает ладонь к горлу, сглатывает, прислушивается к ощущению.
— Но… я нормально себя чувствую…
— Вот и чудесно! И забудьте все, что я сказала! снова подчеркнуто бодро советует Грибеник.
— Никакой надежды?.. — Тобольцева начинает бить дрожь. — И сколько же я?..
— Не могу… не поворачивается язык.
— Очень вас прошу!.. Надо хоть как-то подготовиться…
— Месяц-два — предел. Такая форма, что под конец будет, как взрыв… бедный вы, бедный… Если надо что-то передать близким, я для вас рискну, — и погладила по плечу…
* * *
— Вот так в пять минут жизнь рухнула! — убивается теперь Тобольцев в следственном кабинете.
Сведя брови, Знаменский пишет несколько фраз, вызывает конвоира и передает ему записку со словами: «Майору Томину».
— Ну вот, я силком вырвал правду у нее. Вы — силком у меня. Что толку?..
— Очень болит, Василий Сергеич?
Тобольцев осторожно поводит шеей.
— Пока терпимо.
— Она могла ошибиться.
— Она же не от себя только — прочла в истории болезни. Это все пройдено: перестрадал, смирился… Холин, конечно, погань, но если рассудить, что я ему продал? Два месяца за решеткой, никому не нужных. Восемь тысяч посулили. Четыре вперед, четыре после. Семье без отца ой как пригодятся! А моих забот — запомнить, где и кого стукнул. Да перед вами стыд стерпеть.
— До суда дотянуть не надеялись?
— Ни в коем случае — детям такое пятно!.. Хотели вы добра, Пал Палыч, а последнее утешение отняли. Далась вам эта правда!
Входит Томин, держа историю болезни, здоровается с Тобольцевым, тот не отвечает.
Знаменский раскрывает тонкую медицинскую папочку. В ней две-три записи на одной странице. Прочтя их, Пал Палыч обменивается с Томиным понимающим, облегченным взглядом.
— Введите, — говорит Томин в коридор.
Конвоир впускает Грибеник.
— С этой женщиной вы беседовали в медчасти?
— Она не виновата. Она меня пожалела и помогла…
— Погодите с рыцарскими порывами. Вам известен человек, который вам благодарен, гражданка Грибеник?
— Похоже, один из наших арестантов.
— Ваша медицинская специальность?
Грибеник молчит.
— Забывчивы женщины, беда! — вмешивается Томин. — Не по опухолям она. Окулист у нас Кира Михайловна. По глазным болезням.
— Горло не меньше болит, Василий Сергеич? — спрашивает Знаменский.
Тобольцев машинально щупает горло и сплевывает, неотрывно глядя на Грибеник.