Во время очной ставки с Щепкиным председатель испытывает сложные чувства: он знает, что виноват, не пытается оправдываться, но вместе с чувством стыда испытывает и облегчение, освобождение от гнетущей тревоги.
— Вопрос к обоим: знаете ли вы друг друга? Если да, не было ли между вами вражды? Пожалуйста, товарищ Щепкин.
— Это председатель колхоза «Коммунар» Иван Тихоныч Никитин, — безмятежно сообщает Щепкин. — По-моему, отношения были дружеские. Человек он симпатичный и неглупый.
— Товарищ Никитин?
— Что?
— Знакомство? Отношения?
— Понятно, знаком. А любить не за что.
— При каких обстоятельствах вы познакомились?
Никитин открыл было рот, а слова с языка не идут.
— Пускай он… Соврет — поправлю.
Знаменский оборачивается к Щепкину:
— Прошу.
— Впервые мы встретились осенью восьмидесятого года. Я предложил создать в колхозе подсобное производство. Для дополнительного финансирования хозяйства. Вскоре был заключен договор по стандартной форме: рекомендованный мной бригадир взялся организовать мастерскую по изготовлению художественной чеканки. Разумеется, с использованием труда колхозников в свободное время.
— Так? — спрашивает Пал Палыч Никитина.
— Фиктивную мастерскую!
— Что именно было фиктивным?
— Да все. Все! Кроме договора. — Никитин отвечает Знаменскому, но смотрит на Щепкина. Смотрит с открытой злостью.
А Знаменский наблюдает за ним. Со старым авантюристом все ясно, и то, о чем он повествует, уже известно из допроса куда более подробно. Никитин же новый человек, которого еще предстоит понять и оценить.
— Ну конечно! Все фиктивное, кроме договора! — улыбается Никитину Щепкин.
— В двух словах поясните.
— Даже с определенным удовольствием. Когда придумаешь что-то нестандартное, невольно гордишься. — Щепкин теперь обращается к ведущему протокол Орлову: долго смотреть в глаза Никитина — все же нагрузка для нервов. — Как-то утром меня осенило: создать совершенно мифическую мастерскую. Чтобы ни-че-го не выпускала. Одна вывеска. Готовые изделия в торговле взяли, по той же цене сдали, только ярлычки переклеили: «Изготовлено цехом народных промыслов». И ни «левака», ни пересортицы. Так сказать, в белых перчатках. Пятнадцать процентов оборота шли в колхозную кассу.
— За счет чего создавались преступные доходы?
— Для художественных промыслов мы получали разное дефицитное сырье. На него всегда были покупатели, которые не боялись переплатить.
— Количество рабочих? — осведомляется Орлов.
— В такие подробности я не вникал. — Щепкин делает жест в сторону председателя, переадресовывая вопрос к нему.