— А что за пометка «н/х»?
— Неизвестный художник. Картина висела у нас всего два дня. Очень удачно для подобной вещицы.
— Не расскажете, что там было изображено?
— Да этакий среднерусский набор: лужок, березы, коровы. В центре мальчик на пеньке сидит.
— А как он одет?
— Холщовая рубашечка навыпуск. За поясом кнутовище.
— Босой?
— Вроде бы в лапотках.
— Увидев картину снова, вы сумеете определить, та же она или ее копия?
Старичок по-птичьи склоняет голову набок:
— А в чем, собственно, дело? Если бы я понял, что именно вас волнует, я бы скорей сумел помочь, — усмехается он. — Вы… не трудитесь формулировать отвлекающие вопросы. С картин этого пошиба копий никто не пишет.
— Но меня именно и волнует, распознали бы вы копию? Если кому-нибудь взбрело на ум ее сделать.
— Тогда вынужден сказать «нет». Досконально я полотно не изучал.
— Однако вы установили время создания картины, назначили цену.
Розанов настраивается на серьезный лад:
— Цену я назначил, исходя из общепринятых критериев, а также из размеров и рамы. А время установил не я. Картина прошла атрибуцию. Сейчас объясню, — предупреждает он вопрос собеседника. — Когда произведение искусства желают продать, то часто предлагают сначала какому-нибудь музею. Там смотрят и определяют принадлежность данному мастеру или, менее точно, данной школе, данному веку. Все это официально сообщают владельцу. Но стоимость музей называет, только если решает взять.
— И у «Подпаска» было свидетельство об атрибуции?
— Да, причем подписанное Боборыкиной. А раз Боборыкина поставила начало двадцатого века, то и я автоматически ставлю начало века. Музу Анатольевну на мякине не проведешь.
Так… Больше от старичка, пожалуй, ничего не добьешься.
— Продавец магазина мог запомнить, кто купил «Подпаска»? — спрашивает Знаменский после паузы.
— А это и я вам скажу. Какой-то иностранец польстился, из западных.
* * *
Для Боборыкиной приглашение на Петровку — необычный и интригующий эпизод. Все интересы ее связаны с миром искусства и с людьми, в этом мире пребывающими: музейными работниками, коллекционерами, художниками, критиками. Даже имя «Муза» не случайно — так нарек дочь Боборыкин, крупный собиратель картин и всяких художественных ценностей.
Знаменский в двух словах объяснил ей предстоящую задачу и снял покрывало с «Подпаска». Уголок с подписью Веласкеса скрыт бумажкой, прикрепленной к раме. Муза взглядывает и разочарованно отворачивается.
— Ах, эта… Да, проходила атрибуцию месяца полтора назад. Кипчак предлагал. Я ожидала чего-нибудь интересного.
— В некотором роде вещь не лишена занимательности, Муза Анатольевна.