Возле нее сидит на лавочке сонный мужик. Заслышав приближающиеся шаги, приоткрывает глаза и опережает вопрос:
— Начальства никакого нет. Только Тимофеевна, — он делает вялый жест куда-то вбок.
В указанном направлении обнаруживается женщина неопределенного возраста и образования, но явно «употребляющая». Поскольку вид приближающегося Коваля не сулит ничего доброго, Тимофеевна предупреждает:
— Я претензий не решаю. Только если что спросить.
— Уничтожена могила!
— Как это? Этого не может быть.
— Идите за мной!
— Куда это? Чего?
— Идите за мной!
В голосе власть и тихое бешенство. Опасный голос. Женщина подчиняется. По пути время от времени ворчит в широкую спину Коваля:
— Мы захоронения не нарушаем. Где, может, делают, а у нас нет… Конечно, если давнишнее, ни таблички, ничего… Сами забросят, а мы виноваты. Если забросили и прошел срок, то имеем право…
Коваль не оборачивается. Его сейчас можно остановить только как танк, подорвав связкой гранат.
Пришли.
— Здесь лежала моя мать.
— А-а! — облегченно радуется Тимофеевна. — Эта! Ну, это да-а! Было захоронение, верно. Женщина ходила, цветы сажала… Я вам сейчас объясню. Парень этот, — кивает на портрет в венке, — из нынешних. И его, как водится, застрелили. Богатство осталось несметное! И жена молодая. Переживает, прям на ногах не стоит. И приходит к нам с компасом.
Коваль с отвращением, но прислушивается.
— А при ней чудной такой, вроде колдуна. Ну, много их теперь. Она с компасом, он с книгой, с толстой. Ходят, проверяют, где запад, где восток и где кто лежит… Всякий там Телец, Лев, знаете небось. Кто когда родился, когда умер — это все вычисляют и по книге смотрят гороскоп. Понимаете, какое дело? Чтоб по гороскопу похоронить! Тогда вроде на том свете повезет. Чудно, конечно… И вот на этом как раз месте, — она обводит рукой окрестные памятники, — самый гороскоп оказался! Два Козерога, посередине Рак и еще у кого-то год Крысы…
— И ради этого бреда срыли могилу!
— Ну-у, тут уж куда было деваться. Она тут все долларами засыпала. Тут уж чего. Наши мужики, которые с лопатами, прям все стеной стали, все «за». И директор не спорил. Только, говорит, купите другое место. Для вашей, значит, мамаши. И жена эта сразу доллары, доллары, ничего не жалела!
— Маму перенесли?
— Ну да! Все косточки до единой собрали, все досточки, в новый гроб сложили, ничем не обидели. И памятник перевезли. Идемте.
Тимофеевна ведет Коваля на окраину кладбища. Они минуют холмик со свежим крестом, над которым женщина в черном читает псалтирь.
— Глядите, как положили! — нахваливает Тимофеевна, пропуская своего спутника вперед, к могиле. — Здесь ей лучше будет: и солнышко, и простору больше. И без Козерогов, — пытается она сострить.