Жадно затягиваясь и чувствуя, как толкается в висках кровь, Семен в тысячный раз подумал, что лишь рабы умеют ценить свободу. Даже в нынешние просвещенные времена многие теряют ее отчасти или полностью по тем или иным причинам: воры и убийцы – в наказание, солдаты – выполняя долг, фанатики – из-за приверженности кумирам. Но рабское состояние в своем рафинированном виде было чем-то совсем иным, неадекватным текущей эпохе, а к тому же попавших в него людей не поддерживали мысли о справедливом искуплении вины, осознание долга или же вера. Какая, к дьяволу, вера, какая справедливость? Ведь Бог покинул их, бросив безвинными на расправу ублюдкам и злодеям!
А также предателям. По большому счету Семен не мог зачислить себя ни в болваны, ни в простофили, так как отправился в Хасавюрт не к подозрительным незнакомцам, а к другу Кеше, Кериму Муратову, однокашнику по Петербургской академии художеств, с коим в студенчестве уговорил изрядно кильки и холодца под пиво, “Столичную” и незабвенный портвейн “Агдам”. Кеша учился на отделении живописи, писал неплохие пейзажи, баловался керамикой, тогда как Семен, не обиженный силой, предпочитал резец, кувалду и сварочный аппарат – то бишь ваяние да кузнечное художество. И были они в эти не столь уж далекие годы братьями, были неразлучными, как кисть и мольберт, как молоток и наковальня.
Однако Керим его продал – в прямом, не переносном смысле. Цена была Семену неизвестна, но первый хозяин, Дукуз из Гудермеса, как-то намекнул, что братку-однокашнику хватит на новый “жигуль” и даже еще останется на пиво. Чтоб, значит, выезжать на пикники со всем комфортом, с закуской и выпивкой, и поминать братана добрым словом...
У Дукуза Семен не задержался, успел только высечь его портрет из алебастра, и был тот бюстик настолько хорош, что редкостного умельца перекупили с изрядной прибылью. А там началось... Дукуз продал его Саламбеку, Саламбек – Хасану, Ха-сан – Эрбулату, а Эрбулат – Баштару. Дважды Семен бежал, от Саламбека и Хасана, однако неудачно; в первый раз словили его в горах, а во второй – прямо в Грозном, в милиции, куда он сунулся по глупости. Удрать же от Баштара и шайки его сыновей с племянниками возможности не было никакой – дикие скалы кругом да одна дорога, где всякий чужак заметен, как гвоздь в доске. Баштар, в сущности, был человеком неплохим, богобоязненным, но, как глава рода, о выгоде не забывал и, поразмыслив, нашел отличное применение Семеновым талантам – делать могильные плиты. Спрос на этот товар был немалый, и в Чечне, и в ее окрестностях.