Фрагмент (Тома) - страница 24
И Фушероль, как ему показалось, с едкой иронией проговорил:
— У вас, как специалиста, должна быть какая-то идея.
— Я писатель, а не криминалист. Кроме того, я лишь тогда могу составить мнение, когда ближе познакомлюсь с обстоятельствами дела.
— Дорогой мсье Латель, — неожиданно дружеским тоном проговорил комиссар, — к сожалению, наверняка мы ничего не знаем. Единственное, что нам известно, это тот факт, что ваш друг убит тремя пулями.
— Тремя?
— Две попали в грудь, а третья за ухо. Значит, дело было сделано не в состоянии аффекта. Убийца хладнокровно застрелил свою жертву. Все говорит о преднамеренном убийстве.
Движением подбородка Фушероль указал на завернутый в папиросную бумагу предмет, лежащий на столе.
— Единственная улика, которой мы располагаем, — это орудие убийства, — сказал он.
Совин поспешно развернул пакет.
— Не так быстро, — сказал ему комиссар.
Глядя на своего подчиненного, он продолжал:
— Убийца, видимо, умышленно оставил его около своей жертвы. Вероятно, он не хотел обременять себя им. Как видите, оно очень большое.
Совин осторожно развернул бумагу. Появился пистолет калибра 7,65 мм. К стволу была прикреплена стальная цилиндрическая насадка.
— Глушитель! — воскликнул Морис.
— Да, глушитель. Поэтому выстрел был не громче хлопка пробки из бутылки шампанского.
Морис вспомнил о рукописи своего друга, которую только что прочел. Он почти дословно помнил ее содержание.
«Даниэль поднес горящую спичку к только что набитой трубке и, глубоко затянувшись, спросил:
— Как вы будете убивать меня?
— При помощи пистолета, — ответил Дюпон, хлопнув рукой по портфелю. — Пистолетом, который лежит у меня в портфеле.
— А грохот выстрела?
— Пистолет, конечно, снабжен глушителем».
Даниэль написал эти строки, словно предчувствуя этот случай.
— Подобную вещь не так-то легко купить, — сказал комиссар, — и вряд ли убийца мог бы найти его здесь.
— Конечно. У Морэ не было огнестрельного оружия.
Теперь Морис вспомнил другое место в тексте:
«Даниэль еще раз перечитал написанное. Он оказался в удивительной роли героя своего собственного романа, героя, поступки которого от него, автора, не зависели».
Морис теперь чувствовал себя почти так же, но не совсем. Раздвоение его личности заключалось в том, что он был одновременно и действующим лицом, и читателем. Получилось так, будто по прихоти Даниэля он очутился в вымышленном мире и стал там персонажем трагической драмы, участвующим в событиях, которые вообще существовали только в воображении его друга.
ГЛАВА 4
Морис поспешил домой. Он хотел как можно скорее еще раз перечитать рукопись Даниэля, причем самым внимательным образом. Но после того как он еще раз прочел ее, путаница усилилась.