– Лежать!
Словно распрямившаяся пружина, рванулся преследуемый к нему и сбил с ног. Пистолет майор удержал в руках и даже, совершив кульбит, встал, но удара избежать не удалось. Что успел сделать Дубравин, так это погасить силу удара, подставив плечо. И все же опять упал: кулак у противника поистине был пудовый. Но тот тоже не удержался на ногах и, пролетев по инерции мимо барахтающегося в снегу майора, ткнулся физиономией в сугроб.
И здесь Дубравин оказался проворней: оседлав рыкающего от злости противника, он захватил его правую руку, из последних сил рванул ее в сторону и завел ему за спину.
– А! – крикнул тот и засучил ногами. – Сдаюсь… П-пусти…
– Потерпи, Семка, потерпи… – тяжело дышал ему в затылок Дубравин, довольно улыбаясь: краем глаза он увидел бегущего к нему Белейко.
Во время обыска у Ионы Хробака были обнаружены почти все ценности, как ловко позаимствованные Чугуновым из трех квартир. Нашлись и вещи из ларца Ольховской, за исключением тех, которые Басалыго отнесла в скупку. Был здесь и завернутый в тряпицу великолепный перстень с "Магистром".
Мрачный и усталый Семка Заика, со смуглым и рябым от оспин лицом, сидел на стуле у стены, кидая злые взгляды на потерявшего дар речи Хробака. Тот как стал у входа в спальню, так и проторчал там до конца обыска, глядя прямо перед собой. Немного оживился он только тогда, когда сотрудники угрозыска сняли обшивку старого дивана – вытянув шею в их сторону, он дернулся, промычал что-то нечленораздельное и опять застыл в прежней позе.
Семка, посмотрев на диван, даже привстал от неожиданности: оперативники вытаскивали из пыльной утробы ширпотребовского чудища послевоенных пятилеток плотные перевязанные шпагатом пачки сотенных и полусотенных и выкладывали их на стол.
– Д-дела… – не удержался Заика. – Ну-у, ты и жох, Иона… Стоило мне копытить с-себе на н-новый срок, когда т-тут до пенсии хватило бы…
Одна только Басалыго из всей этой компании сохраняла присутствие духа; она причесалась, напудрилась, накрасила губы и теперь сидела с независимым видом, вызывающе постреливая глазами в сторону одного из понятых, рослого мужчины лет тридцати с крепко сбитой спортивной фигурой…
Допросы проводил следователь прокуратуры, молодой парень в очках с очень толстыми линзами. Это оказалось задачей многотрудной: Хробак вообще не отвечал на вопросы – он будто онемел; Басалыго поначалу несла околесицу, хихикала и строила следователю глазки; а Семка хитрил: заикался так, что разобрать его слова было почти невозможно. Но улики были чересчур серьезными, и задержанным все же пришлось в конце концов дать правдивые показания.