Я утвердительно кивнул головой.
– Вилли не дал мне подсыпать деталей в мою статью. Плохо то, что об этом придется молчать.
– Чего уж лучше! – улыбнулся я. Он отхлебнул мартини и тоже улыбнулся.
– Я знаю, почему тебя назвали таким сумасшедшим именем.
– А вот и нет. Меня так окрестил папаша. Это не кличка.
– С ума сойти! Однако к делу. Зачем ты здесь?
– Неужели не догадываешься? Габин Мартел…
Они обменялись быстрыми взглядами, и вся их веселость исчезла.
– Ты что-то крупно играешь, Тайгер, – заявил Дэви. – Они держат этого парня за семью замками и будут держать так впредь. Никто туда не пройдет, пока ему не захочется сказать то, что ему захочется сказать.
– Это меня и интересует.
– Что?
– Например, что мешает ему захотеть. Он может получить политическое убежище и молчать.
– Понимаешь, на эту тему нам ничего не говорили, но слухи были… Конечно, не из официальных источников, но известно, что он очень хотел бы заговорить.
– Пусть тогда заговорит. Они вновь переглянулись.
– Ты что-то проведал? Дэви наклонился ближе к столу.
– Что?
– Имя Габина Мартела уже появлялось в газетах несколько лет назад. Ты проверял этот факт?
– Нет. Наши эксперты знают его по официальным каталогам и по политическим выступлениям. Он все время находился глубоко в тени, как бы в подполье, но в последние годы здорово выдвинулся, потому что правительство сместило много людей. Он стал во главе ООНА-3 и был ответственен за африканские и панамские инциденты. Больше о нем ничего нет.
– Придется еще немного покопаться в грязи, дружище.
– Ты что-то знаешь?
– Может быть… Я только помню, что это имя уже фигурировало в печати. Секирн откинулся на спинку стула и шумно вздохнул.
– Посмотрим… Если это так, я его найду! Принесли ужин, и мы принялись за еду.
Гиббонс казался взволнованным. Когда его глаза встречались с моими, он тут же отводил взгляд. Вилли был бродвей-ским репортером, писал статьи о музыкальных шоу, и его деятельность была строго ограничена звездами, звездочками, появлением в спектаклях обнаженных дам и жизнью полусвета.
Чуть позже мы простились, и когда я, усадив их в такси, отправился в контору Эрни Вентли, то чувствовал, как на моей душе скребутся кошки. Я знал, что застану его дома: когда он начинал работу, то уходил в нее с головой, и время не имело для него значения.
Во время войны Эрни участвовал в Манхэттенском проекте, был замешан в истории «46» и стал работать в химическом концерне. Потом он открыл свое дело и занимался бизнесом до тех пор, пока Мартин Грэди не вспомнил о его изобретательских талантах. Хорошая зарплата и развязанные руки, то есть полная свобода действий, сделали для него больше, чем правительственная поддержка, и когда дело доходило до круппых предприятий, он был единственным человеком, который мог с легкостью факира сотворить из воздуха все, начиная от документов и кончая новорожденным младенцем.