Ее рот под его губами дрогнул в улыбке.
— Возможно, я ждала тебя.
Нахмурясь, Себастьян перекатился на живот, игнорируя дискомфорт от взметнувшегося копья.
— Я уже здесь, Жозефина. И ради Бога… всякий раз, выходя из дома, я слышу достаточно пустой лести. Я задал вопрос. Прошу, или ответь правдиво, или вообще не отвечай.
Глубокие карие глаза смотрели на него.
— Мой отец всегда был о себе очень высокого мнения. — Она легла на живот рядом с ним. — И требовал, чтобы все были столь же высокого мнения о нем самом и членах его семьи. Я имела очень хороших наставников и гувернанток, получила приличное образование. И я, поскольку ты хочешь честности, не собиралась рисковать своим… потенциалом, улегшись в постель с солдатом или фермером.
— Но я стоил риска? — Себастьян, потянув ее руку, коснулся поцелуем ее пальцев и почувствовал, что она задрожала.
— Это еще неизвестно. Но твое общество мне действительно нравится гораздо больше, чем чье-либо другое.
Себастьян не желал трезвой логикой охлаждать свои чувства к Жозефине. Он быстро снял второй сапог и брюки.
— Довольно сюрпризов. — Он повернулся и положил руку ей на поясницу. — Ты неверно меня оценила.
Медленно он провел ладонями от плеч вниз по спине, задержавшись на круглых ягодицах, потом по бедрам. Все в ней ему нравилось. Он чувствовал себя с ней обычным мужчиной, а не герцогом с колоссальной ответственностью и обязанностями. Ему нравилось расшифровывать хитросплетения ее ума и изучать мягкие изгибы ее тела.
Когда он прошелся ртом по ее спине, она, корчась, снова застонала.
— Себастьян, прекрати дразнить.
— Тебе хорошо?
— Да. О да!
— Тогда разве я дразню?
— Но я хочу…
Он схватил с кровати подушку.
— Ну, если ты настаиваешь… — пробормотал он. — Приподнимись.
Она поднялась на локтях и коленях, и он подсунул подушку под ее бедра и надавил на спину. Ее ягодицы поднялись. Придвинувшись к ней, он положил руки ей на плечи.
— Скажи, что хочешь меня, — сказал он, не в силах сдержать рычание.
— Я хочу тебя, — задыхаясь, проговорила она.
— Скажи это еще раз, — приказал он, стараясь замедлить дыхание и гулкий стук сердца.
— Я хочу, чтобы ты вошел в меня, — сказала Жозефина, приближая ягодицы к его болезненно напрягшемуся копью.
Он медленно проник в нее, напряженную, горячую, принадлежавшую исключительно ему. Никакой другой мужчина не обладал ею, и в этот момент Себастьян поклялся, что этого не должно быть и в будущем.
— Так? — выговорил он.
— Да, — простонала она, когда он начал медленно покачивать бедрами. — Да!
Теперь он не стал бы спрашивать себя, что, черт побери, он делает в постели этой женщины, потому что ответ его не волновал. Сейчас имели значение только ее ритмичные сдавленные стоны и неописуемые ощущения их слившейся плоти. Если бы остальная часть их жизни могла обещать хотя бы половину такого блаженства, он никогда не расстанется с Жозефиной.