От костра навстречу нам поднялся Карарбах. Он держал в руке тугой рулон бересты. Кора пылала, как факел. И взяв этот факел из рук старика, Семен подвел меня к нартам и тихо сказал:
— Гляди!
На нартах навзничь лежал человек. Я пригнулся, пытаясь при свете факела разглядеть его лицо… И вздрогнул. Лица у человека не было.
У него не было лица! На месте глаз темнели слепые мертвые провалы. Нос был обглодан. И губы — тоже. И там, в зияющем отверстии рта, виднелся обрубок языка… Внезапно обрубок этот шевельнулся. И на мгновение мне почудился как бы слабый стон, какое-то бульканье, хрипенье.
Так он живой? — отшатнулся я. И почувствовал, как под шапкою у меня шевельнулись волосы.
— Нет, — сказал вдруг Карарбах. — Он давно уже мертвый.
— Но он же дышит, слышите? Хрипит…
— Это неважно, — жестко сказал охотник. — Он мертвый. Его нету. И ты не смей его жалеть. Террака жалеть нельзя!
— Господи, что же это такое? — пробормотал я, отворачиваясь, с трудом подавляя чувство дурноты. — Как это произошло? Кто его так? — Я посмотрел на Семена. — Ты? Или старик?
— Ну что ты, — ответил тот, наморщась. — Как ты мог подумать? Тут другое… Когда он повис там, на откосе, то лицо его пришлось как раз вровень с лисьим гнездом. А в эту пору лисы злые, голодные. Ну, и можешь себе представить: в течение пяти дней…
— Они его обгладывали, жрали, — догадался я, — лакомились им живым.
— Вот-вот. Поистине ужасное наказание.
— Но что же с ним делать сейчас? — спросил я, стараясь не глядеть на нарты. — Надо все же доставить в больницу, а?
— Это сделает Карарбах, — сказал Семен. — Он отвезет, мы с ним условились. Ну, а я…
— А ты?
— Уезжаю, дружище. И давай-ка будем прощаться… В город я больше не вернусь. Слишком неуютно тут стало.
— Да, неуютно, — сказал я.
— Есть слух, что сюда идет из Красноярска воинская часть, — проговорил затем Семен, — это верно?
— Точно. Батальон войск МВД. Он будет проводить широкую облаву на бандитов — очищать район.
— Ну вот… Представляешь, что здесь начнется? Станут хватать и виноватых, и правых. Пожалуй, еще и до меня доберутся.
Семен умолк на миг, насупился. И потом, скрипнув зубами:
— Не-ет, хватит. Хочу покоя. Будь они прокляты, эти золотые места!
Мы крепко пожали друг другу руки. И я сказал, продолжая удерживать сухую, твердую его ладонь в своей:
— Кстати, я тоже ведь уезжаю. Получил письмо: вызывают в Москву. Может, что-нибудь переменится…
— Ну, желаю успеха.
— А все-таки жалко мне с тобой расставаться.
— Ничего, — улыбнулся Семен, — дай Бог, еще встретимся… Если ты когда-нибудь захочешь меня найти, приезжай на низовья Енисея. В Туруханск. Там меня знают, там много наших староверов.