На этом, в сущности, кончается тема Рыжего Дьявола. По всем законам прозы тут следовало бы поставить точку. Но я ведь пишу произведение автобиографическое, а приключения мои на этом не кончились, отнюдь! Впереди меня ждали успех и признание, а затем — новые, внезапно обрушившиеся невзгоды. И новые скитания.
И сообщить о них я считаю необходимым. Это особенно важно еще и потому, что данная книга завершает большой трехтомный биографический цикл. И я не могу закончить ее, не объяснив, как же так вышло, что я в конце концов расстался с родиной и оказался в Париже.
Прежде чем это случилось, произошло немало всяких событий… И если бы я начал их описывать подробно и красочно, то получилась бы еще одна объемистая книга. И когда-нибудь я, возможно, такую книгу напишу. Однако здесь, сейчас, я постараюсь быть предельно кратким. Ограничусь перечислением основных фактов. И ручаюсь, что много места это не займет.
* * *
Итак, в первых числах ноября я прибыл в Москву и успел как раз к началу совещания. Оно было торжественным, многолюдным. Сюда съехались молодые поэты, прозаики, драматурги изо всех почти советских республик и областей.
Что ж, я мог быть вполне довольным собой! Мало того, что я предстал здесь как делегат Сибири великой страны, занимающей на планете площадь в девять миллионов квадратных километров. Я еще и удостоился похвал. На совещании меня хвалили за самобытность, за чувство природы, за романтизм. Целый ряд столичных газет и журналов запросил у меня стихи… Наконец-то я дождался своего часа и, как принято говорить, „вышел на орбиту".
Кое-кто меня, однако, и поругивал. Некоторые партийные критики упрекали меня в том, что романтизм мой отвлеченный, какой-то безыдейный. Что я вообще сторонюсь серьезных социальных и политических проблем… При сталинском режиме такие упреки могли бы привести к весьма печальным для меня последствиям. Но в 1956 году многое изменилось. Наступил новый период в истории страны. Ведь именно тогда Никита Хрущев выступил с осуждением сталинизма, с разоблачением его ошибок и преступлений. И в кругах творческой интеллигенции, прежде всего, в столичных кругах началась переоценка ценностей… Да и читатели тоже давно уже устали от „идейной литературы".
Ну и, естественно, на этом фоне традиционная, „казенная" критика не только не повредила мне, а, наоборот, помогла. Она еще выше подняла мои акции.