Рыжий дьявол (Дёмин) - страница 69

Варево, негодное уже ни для людей, ни для птиц.

И я частенько теперь вспоминал Майины строки о хлебе…

С ней мы недельку поездили по Хакассии вместе. И этот период запомнился мне… А затем журналистская судьба развела, разбросала нас в разные стороны.


РАННИЙ СНЕГ


Жизнь провинциальных журналистов во многом напоминает жизнь бродяг; своеобразные эти хиппи ночуют где придется, скитаются по дорогам, „голосуют", ловя пролетающие машины. Они передвигаются как бы рывками и зигзагами, и иногда — невпопад… Вот так совершенно случайно очутился я однажды в Таштыпе, в глухом лесостепном районе, расположенном у отрогов гор.

Сыпал мелкий холодный дождик, и сквозь его завесу я не сразу разглядел детали. Как-то незаметно степь преобразилась, сузилась. Посевы сменились жестким кустарником. Впереди встал и заслонил полнеба косматый горный хребет.

— Куда это мы? — спросил я шофера. И он ответил, попыхивая цигаркой:

— Вверх!

Я сразу понял, что журналисту, пишущему об урожае, о хлебе, делать тут нечего. Но все же продолжал спокойно ехать. В конце концов о газете я больше уже не тревожился. Я уже знал, что ей надобно! Реальная правда, во всяком случае, начальству была не нужна. Редактор требовал от меня одного только — романтики. И я выдавал эту „романтику" бесперебойно, как на фабрике. Штамповал метафоры — и печатался легко. О чем я писал? Ну, конечно, о плещущемся золоте полей. И еще о ночных огнях комбайнов, похожих на упавшие с неба созвездия; о созвездиях, блуждающих во ржи. Писал о жаворонке, разучившемся петь, ибо слабый его голос заглушил грозный рокот моторов…

— Вверх, значит, — проговорил я задумчиво. — Так. А что же там наверху?

— Сплошная дикость, — ухмыльнулся шофер. — Царство язычников!

— Ну, язычники, положим, здесь повсюду, — проговорил я лениво, — хакасы — они такие…

— Нет, не скажи, — с обидой возразил шофер, — разница есть. И еще какая! Хакасы — учти это, — народ цивилизованный. Я сам, к примеру, по матери хакас. Образование имею. А брат у меня инженер… Вот так-то, друг. Ты не путай! Там, в глубине гор, за Таштыпом, — другие люди.

— Какие же?

— Разные… Алтайцы, сайоны. В основном, сайоны, — так раньше звали горных тувинцев. Потому и здешние хребты называются Саянскими… Вот там, действительно, дикость! Там еще каменный век продолжается. Эти сайоны ни Бога, ни черта не признают. Молятся камню, поклоняются огню.

— Как, в самом деле, огню?

— Ну да, — сказал шофер, — а что тут такого?

И вот тогда я почувствовал, что в Таштыпе мне надо побывать непременно!

* * *

Переночевав в таштыпской маленькой грязной гостинице, я наутро пошел бродить по кривым улочкам старинного этого улуса.