— Не слушайте, командир: у него сплошные идеи-фикс, — тут же словно дернули за язык Канцевича, но взводный так свирепо глянул на Одессита, что тот сразу проглотил улыбку.
— На войне — как на войне, верно? — продолжал излагать я свою мысль. — Значит, кого-то надо принести в жертву преследователям, кто бы они ни были. Оставьте меня с Глазовым в засаде, и мы задержим эту ораву, которая прет по нашим следам не хуже паровоза, а вы тем временем оторветесь от погони. Как?
Бык на секунду задумался, потом его лицо просветлело, и он так хлопнул меня по плечу, что из моего «комбеза» вылетело облачко пыли.
— Молодец, Свирин! Нестандартное решение предлагаешь, нестандартное!.. Такое любой Посредник оценит по максимуму! — При этом он покосился на скромно стоявшего в сторонке Рамирова. — Действуйте, ребята!
Его облегчение можно было понять: группа разом избавлялась не только от преследования «южных» (в том, что за нами гнались не случайные люди, уже можно было не сомневаться), но и от горемыки-Глазова.
Ребята помогли нам с Глазом занять удобную позицию за поваленным деревом на краю поляны, по примеру лейтенанта похлопали нас по плечу и ушли дальше — громить несуществующего противника.
Мы остались один на один с накатывающимся из глубины леса яростным собачьем лаем.
Глаз мандражировал. По-моему, он даже забыл на время про свою сломанную ногу.
Мандраж заразителен, как корь. Чем больше я вслушивался в лай, тем мне все больше становилось зябко.
— Я собак боюсь, Свирь! — вдруг признался шепотом Глазов. — В детстве одна шавка тяпнула за лодыжку, так с тех пор на дух не переношу псиную породу!
— Ничего, ничего, — постарался подбодрить я своего напарника. — Сегодня вечером уже будешь медсестер по заднице гладить в госпитале!.. Да и не будут они псов на нас спускать — что они, дурные совсем, что ли?
Мы приготовили «ганы» к бою и стали ждать. Ничего другого все равно не оставалось делать.
Когда лай стал уже совсем близким, я, наконец, увидел тех, кто нас преследовал. Их оказалось не меньше взвода. Пехота-матушка, никакой не спецотряд. Руководил ими тоже лейтенант. Собаки мчались впереди цепи прочесывания, натягивая длинные поводки. Это были настоящие породистые мастиффы, а не шавки. Было их всего десять, но каждая лаяла за троих…
Лица милитаров были такими знакомо-русскими, что я сразу успокоился. Правда, тревожило меня в тот момент что-то, но я не мог осознать, что именно…
Мы подпустили всю эту ватагу метров на пятьдесят и одновременно открыли «огонь» длинными очередями. То, что произошло потом, не поддавалось никакому объяснению.