СТИСНУВ ЗУБЫ, АРМАН ПОЗВОЛИЛ ДЖЕЙМСУ Комину излить свой гнев. Рыцарь внушал себе, что скоро роли переменятся, и он еще потешится, уничтожая вероломных шотландцев. Он прекрасно понимал мотивы Комина. Десять лет назад, когда Роберт Брюс убил Джона Комина Рыжего в Грейфриарской церкви в Думфрисе, тем самым уничтожив единственного реального претендента на корону Шотландии, последние члены клана Комина охотно вступили в союз с Англией. Они жаждали смерти любого из родственников Брюса, до которых могли добраться.
– Прошли недели, Берард! А ты не добыл мне ничего. Ни женщину, ни тайных святынь.
Арман пожал плечами.
– Я делаю всё, что могу. Женщина неделями не покидает своей комнаты. Она скрывается от посторонних глаз, хотя мне неведомо по какой причине.
– Тогда отправляйся туда и захвати её, – выплюнул Комин. – Война становится все более ожесточенной, а тут еще братец Брюса заключил дурацкое пари.
– О чём ты? – Арман впервые услышал об этом.
– Прошлой ночью он заключил пари, которое, возможно, принесёт победу или поражение в этой войне. Король Эдуард крайне недоволен.
– Что за пари? – настаивал Арман.
– Не мое дело говорить об этом. Даже Брюс еще не получил известия о пари, а он рассвирепеет, когда услышит, что натворил его братец. Нам настоятельно необходимо заполучить женщину. Ты должен привести её! – приказал Комин.
– Днем и ночью возле её комнаты стоит стража, Джеймс. Мне необходимо подождать, пока она не выйдет наружу, – рыцарь поднял руку, когда Комин начал спорить. – Она должна скоро выйти.
А пока он ждёт, то продолжит обыскивать замок в поисках тайных святынь. До сих пор он смог управиться лишь с северным крылом. Ему как-то нужно попасть и в комнаты лэрда, и в спальню его дамы.
– Две недели, Берард. Чуть дольше - и я не гарантирую, что смогу помешать королю Эдуарду отдать приказ атаковать замок.
– Всё будет готово до истечения срока.
* * *
Лиза перевернулась, осторожно потягиваясь. Она знала, что, в конце концов, ей придётся покинуть кровать, но была не в силах принять этот факт. Девушка неторопливо села, с удивлением обнаружив, что боль, сжимающая сердце, ушла. Она окинула взглядом комнату, словно видела её впервые.
Лиза спала по шестнадцать часов в день. И неудивительно: по-видимому, прошедшие пять лет заявили о себе. Она спала и горевала обо всём – не только о матери, но и об автокатастрофе, о смерти отца и потерянном детстве. Пять лет Лиза запрещала себе вспоминать хоть что-то, а когда, в конце концов, позволила себе чуток боли, всё это лавиной обрушилось на нее, и девушка на время потерялась. Лиза даже не осознавала, сколько гнева скопилось в ней. Она только подозревала, что освободила лишь малую толику его.