Тот отвечал утвердительно, вызывая этим улыбки у Елены Мышкиной – жены Ярослава. Несмотря на кажущееся благолепие, царящее за столом, вежливые вопросы и не менее благочинные ответы, нечто тяготило воеводского гостя. Это заметила и Лена, чувствуя, что Беклемишеву есть что сказать и Василий Михайлович лишь ждёт удобного момента. Когда дети поели, а две пожилые женщины забрали грязную посуду, принеся чай и печенье с вареньем в вазочках.
– Василий Михайлович, – сказал Петренко, наливая в чашку ароматного горячего напитка. – У вас есть к нам какое-то серьёзное дело? Так вы говорите, чего ждать.
Лена переглянулась с мужем, – уйти ли ей или остаться? Ярослав в ответ налил чаю и ей, и Петру.
– Да, воевода, имеется у меня просьбишка, – посерьёзнел Беклемишев. – Сына своего, молодшенького, желаю у вас в учении оставить. Зело головастый он, ума живого. Надобно ему ратному делу, в Ангарии принятому, обучиться, дабы на Руси служить в чести.
– Это можно, – кивнул Петренко. – Князь против не будет, я думаю. Ещё что-то сказать хочешь, Василий Михайлович?
– Есть и ещё малая просьбишка, – облегчённо улыбнулся бородач. – Воевода Ярослав Ростиславлевич, друг любезный, не откажи. Продай мне земляного яблока сего, два мешка!
– Не продам, – нахмурился Петренко. – Подарю!
– Я уж отдарюсь, воевода! – благодарил Беклемишев Ярослава. – Ей Богу, отдарюсь. А то мне раз князь Сокол мешок пожаловал, так в острожке всё пожрали, ироды! Не уследил я, да и голодно в том годе было.
К концу месяца разгрузились и два других парохода. Население Ангарского княжества за счёт этого каравана пополнилось на тысячу четыреста двадцать человек. Из них было три сотни башкир. Да несколько сотен людей, называемых Беклемишевым черемисами. Сами же себя они называли мари.
– Ишь, марийцев прислали, – удивлялась тогда Дарья. – В следующий раз, интересно, кто будет?
По прибытию Соколова во Владиангарск Афанасий Ордин-Нащокин обещал к концу весны привести ещё шесть сотен черемисов-марийцев. В язычестве поганом пребывающих, сразу же оговорился он. Сокол против язычников не возражал. После чего, передав царские грамоты ангарскому князю, он пояснил их содержание, покуда они прогуливались по дорожкам военного городка:
– С сего лета, государь наш, Михаил Фёдорович, слать до вас людишек христианских зарекается. Ибо грех се есть великий. А матушка наша, церковь православная, изволила гнев учинить на оные порядки. Смуту в народе сеять с сего лета более не мочно.
'Кончилась халява' – подпёр голову кулаком Соколов. – 'Или золото отыскали'.