– Это другие северные варвары, господин, – дотронулся лбом до холодного пола Лифань, – у них иное оружие и…
– Что? – изогнул бровь чиновник и проговорил мягчайшим голосом:
– Ты смеешь сомневаться в словах священного императора?
– Нет, господин!- взвизгнул Лифань.
– Любой чижень* смог бы наказать речных разбойников и разнести их крепостицу! – уже уничижающим тоном произнёс амбань. – Ты же, никчёмный, не смог сохранить войско, вернувшись с жалкими остатками. Вернулись только китайцы и халхасцы, большей частью раненые и слабые, а где храбрые маньчжуры?
– Они все погибли, господин. Они сражались смело, увлекая за собой прочих, – пролепетал фудутун.
– Лучше бы ты погиб вместе с ними. А где корейцы? Ни один не вернулся – говорят, они возвратились к мятежникам и поступили к ним на службу?
– Да, господин! – ещё раз лбом ощутил прохладу каменного пола. – Разбойники дали им корабль, чтобы они ушли в Нингуту, а те вернулись обратно. Они предали нас.
– Они предали нашего императора! – проговорил амбань, качнув головой, отчего красный рубиновый шарик, венчающий его плетёную из ротанга шляпу загорелся лучом упавшего на него света.
– Мы потеряли несколько наших гарнизонов и чиновников в землях бунтующих разбойников. Мы потеряли половину имеющегося на Сунгари флота, а также мы потеряли две трети от посланного на усмирение варваров войска, – перечислял амбань, заставляя холодеющего от страха фудутуна вжиматься в пол при каждом его слове. – Что нам делать?
Лифань благоразумно промолчал, ожидая дальнейших слов, и они, после небольшой паузы, не замедлили последовать:
– Нам надлежит переговорить с дутуном Мукдена и с почтеннейшим цзянчаюйши*, после чего мы решим, что нам следует затевать далее, чтобы усмирить и наказать варваров.
Лифань в ужасе застыл – сейчас он должен сказать о его участи!
– Что же касается тебя, недостойный, то ты более не фудутун, потому как твои способности достойны лишь звания цзолина*. Наказан будет тот, кто планировал поход из Нингуты на старых и слабых кораблях.
Спустя несколько дней решение высших столичных чиновников, облечённое в волю самого императора ушло в Нингуту, вместе с сотнями строителей и тысячами воинов, под началом нового военачальника. Им предстояло готовиться к походу на варваров, строить новые верфи, взамен старых. Строить новые корабли, взамен старых. А столичные чиновники должны были проинспектировать самое удалённое в земли варваров маньчжурское поселение, которое, словно авангард знамённых войск, твёрдо стояло на притоке Сунгари. После чего им надлежало решить, что ещё нужно сделать, чтобы усилить Нингуту. Ещё весной, после того, как пошли слухи о новом князе-мятежнике на Хэйлунцзяне – реке чёрного дракона, в Нингуту дутуном был назначен хорошо проявивший себя в землях халхасцев военачальник Дюньчэн, бывший командир знамённого гарнизона. Поскольку ему пришлось задержаться в столице, Дюньчен отправил свою семью на новое место службы, под защитой отборной сотни воинов. А ещё он не медля ни дня, вызвал к себе Лифаня, командовавшего неудачным походом на разбойников. Дюньчэн понимал, что на этот раз спрос будет с него, а в случае неудачи дутуна может ожидать лишь чжэнфа, казнь через отсечение головы. Расставаться с ней честолюбивый военачальник не желал, поэтому надо было узнать как можно больше о будущем противнике. Признаться, Дюньчэн был поражён словами Лифаня – тот говорил о множестве пушек и аркебуз у врага. На это дутун удивлённо заметил, что в землях халхасцев, кои несомненно более цивилизованны, нежели в лесные варвары, пушек и вовсе нет.