Голоса становятся агрессивными, и Михаил вмешивается:
— Хотите дослушать мою историю или нам лучше немедля уйти?
— Он нас критикует! — кричит одноногий. — Пришел к нам и нас же порицает! Господь Бог какой нашелся!
Нищие ворчат, кто-то хлопает меня по плечу, я угощаю его сигаретой, снова пускаю вкруговую бутылку водки. Постепенно нищие успокаиваются, но я по-прежнему поражен тем, что с этими людьми общалась Эстер и что они знали ее — быть может, даже лучше, чем я, если им достался тряпичный лоскут, выпачканный кровью.
Михаил продолжает.
***
Итак, учиться мне негде, а к лошадям, которыми гордится наш край, меня не подпускают — мал еще, — так что приходится идти в пастухи. В первую же неделю умирает овца, и разносится слух, будто у меня — черный глаз, что я — сын человека, появившегося неведомо откуда, улестившего мою мать обещаниями и оставившего нас ни с чем. Хотя коммунисты постарались внушить людям, будто религия — это всего лишь способ обмануть отчаявшихся людей несбыточными посулами, хотя все здесь воспитаны в духе материализма, то есть затвердили накрепко: невидимое глазу — это плод воображения, но древние степные традиции сохранились в неприкосновенности и передаются изустно через поколения.
После того как выкорчевали куст, я больше не могу увидеть девочку, но голос ее продолжаю слышать. Я прошу, чтобы она помогла мне пасти стадо, а она отвечает, что надо набраться терпения и выдержки, грядут трудные времена, но мне еще не исполнится двадцати двух лет, как появится из далеких стран женщина, которая откроет передо мной мир. И еще говорит, что мне предстоит выполнить некое поручение, и заключается оно в том, чтобы помочь распространить по всему свету истинную энергию любви.
Хозяин отары, наслушавшись сплетен — подумать только, их распускают, стремясь погубить меня, как раз те самые люди, которым девочка помогала весь год, — собирается идти в партийный комитет и сообщить там, что и я, и моя мать — настоящие враги народа. Он меня увольняет. Но это не слишком сильно омрачает мою жизнь, потому что мать к этому времени уже поступила вышивальщицей на фабрику в самом большом городе нашего края, где никто не знает, что мы — враги народа и рабочего класса. Дирекции нужно лишь, чтобы она с утра до вечера не разгибала спины над вышиванием.
Свободного времени у меня сколько угодно, и я хожу в степь с охотниками, те тоже знают мою историю, но приписывают мне сверхъестественные способности, ибо знают: если я — рядом, обязательно встретим лисиц. Целые дни провожу в музее поэта, разглядываю его вещи, читаю его книги, слушаю, как посетители декламируют его стихи. Иногда ощущаю горячее дуновение, вижу огоньки, падаю наземь — и в такие мгновения Голос неизменно сообщает мне что-то вполне конкретное: будет ли засуха, падет ли скот, приедут ли торговцы. Но я никому не рассказываю об этом, кроме матери, а она с каждым днем все больше тревожится из-за меня.