— Видите. Хотите поближе посмотреть?
— Нет, нет!.. Ради Бога, не надо! — закричал Беляев, не двигаясь с дивана и вздрогнув при одной мысли дотронуться до пресмыкающегося. — Уберите куда-нибудь эту мерзость!..
— Это вы с непривычки! — возразил лакей. — Я сначала тоже боялся его. У нас, в Индии, много их водится. Те ядовиты, и всё-таки наши чандала их в руки берут, не боятся. А этот добрый. Ну, ступай домой, Нанни!
Тёмнокожий надавил кнопку в стене рядом с дверью в подвал и опустил руку к полу.
Беляев видел, как змея быстро сползла с руки и исчезла за дверью, которую индус тотчас же плотно захлопнул.
— Ну, теперь можете сойти с дивана! — сказал он Беляеву. — Нанни у нас один. Больше вас никто не испугает. Вот вам книга. Ложитесь на диван и читайте, а я пойду готовить доктору ужин.
Он передал Беляеву Ле-Бона, принёс подушку и, повернув выключатель, осветил комнату мягким голубоватым светом, источника которого не было видно.
— Если понадоблюсь, надавите вот эту кнопку. Я буду на кухне. Если соскучитесь лежать, выходите на веранду. Вот здесь уборная; может быть, на ночь захотите умыться. В лабораторию дверь открывать не советую, — кивнул он на подвал. — Доктор не любит, когда входят туда без него… Впрочем, там теперь Нанни, — закончил он на пороге, лукаво улыбнувшись и блеснув своими ослепительными зубами.
Беляев с наслаждением протянулся на мягком диване. Масса сменявшихся, точно в калейдоскопе, в течение сегодняшнего дня новых и ярких впечатлений совсем ошеломила его, и он с трудом собирал разрозненные мысли.
Заснуть он не мог. Но глаза совершенно машинально бегали по строкам и таблицам книги. Он дочитал главу до конца и убедился, что не отдаёт себе отчёта в прочитанном.
В голове беспорядочной толпой теснились воспоминания и образы. Выплыло перед глазами рябое лицо с тараканьими усами в нахлобученной на нос шляпе. Потом, ему на смену, появилось бледное лицо доктора с его лучистыми глазами, потом пёстрое пальто Серебрякова… Беляев закрыл глаза, и тотчас же у него слегка закружилась голова; тело в сладкой истоме словно полетело, качаясь, куда-то вниз… Он раскрыл глаза и, лёжа навзничь, старался отыскать на потолке источник мягкого голубоватого света, наполнявшего кабинет.
За окном сумерки сгустились уже в настоящую ночь. Поднимался, должно быть, ветер, и в стёкла изредка, словно бросал кто-то песком, постукивали сосны мягкими лапами. Кухня, должно быть, была далеко, не было слышно ни шороха, ни стука посуды. Веки Беляева тяжелели. Усталость брала своё…
Он снова закрыл глаза и в полузабытьи уже слышал, как где-то, должно быть в передней, протрещал звонок.