– Ах ты, бесова душа! – пошла на ветеринара соломенная вдова Александра.
– Сумел продукт испоганить, сумей и вернуть! – неистовствовал Шафер.
Но Макар только головой помотал:
– Моя воля обратного хода не имеет.
– Держи его и не выпускай, пока спирт не вернет! – Погорелиха неожиданно высоко подпрыгнула и сохлыми паучьими лапками вцепилась в волосы Макара.
Кто-то ненароком пустил носом Макарушке кровавую юшку, кто-то ударом под дых перешиб дыханье.
– Я прощаю вас, люди, ибо не ведаете, что творите, – шептал Макар.
Кто первый ударил Макара пустой бутылкой по голове, так и осталось невыясненным. Не видел бившего и Макар, белый свет померк в его очах, словно захлопнулась дверь в яркий, многоцветный мир, но в последнюю секунду вместо багрового, похожего на блин лица Шафера в гаснущую «рамку» влезла ощерившаяся морда дракона.
Били Макарушку долго, он уж и не чуял.
– Стой! Кажись, не дышит! – первой опомнилась Погорелиха.
Разгоряченная стая разом отступила от измятого, окровавленного Макара.
– Что делать-то? Ведь мы его того! Порешили то есть! – подивился содеянному Шафер.
– В лес его надо снести и там оставить, может, его медведь заест, – подсказал кто-то.
– Оно бы хорошо, а вдруг как не заест, он только третьего дни мясо трогает, – встряла старая ведьма Погорелиха.
– В озеро! В озеро его! Вроде как купался и утонул. Только раздеть надо!
– Скажешь! Утонул! Вон ведь как рожу-то попортили.
– Ничё, когда найдут, на ем уже ни кожи ни рожи не останется…
Белья на Макаре не оказалось, и при бабах его срамотить не постеснялись, голяком положили на жердины и поволокли к Светеню.
Над мрачной, бредущей в потемках процессией тревожно дрогнуло и ожило небо.
– Глянь-ка, поповский дом горит!
– Пожар до неба, ох, не к добру это!
Макара доволокли-таки до берега и, раскачав, бросили лицом вниз.
В то утро батюшка Арсений возвращался в Чертухинск на старой «Ниве». Еще вчера Ангел-хранитель доверительно шепнул ему на ухо, что его визит в резиденцию владыки может иметь необратимые последствия. Поэтому уже затемно он усадил матушку и троих малых чад в салон автомобиля и отвез к семинарскому другу, настоятелю московского храма отцу Иннокентию, чтобы немного подкормились и отдохнули на сытных столичных хлебах. Приход у Иннокентия был крепкий и доходный, и он с радостью принял новое попечительство.
Прощаясь с отцом, младшенький Гриша сунул родителю свою мальчишескую драгоценность – водяной пистолет, и для пущей сохранности батюшка убрал оружие в чемоданчик для треб.
Над полями всходило розовое спросонок солнце, в низинах колыхался густой утренний туман, и батюшка свернул с большака, чтобы скоротать путь полевой дорогой. Внезапно машина скакнула и завалилась передним колесом в ливневую промоину. Батюшка попробовал дать задний ход, но автомобиль неумолимо оползал в разверзающийся под ним провал. Отец Арсений выскочил из машины и успел выхватить из салона самое важное – старенький чемоданчик. Грунт просел с глухим подземным гулом, из-под ног побежали змеистые трещины. По осыпающимся кускам почвы отец Арсений сумел добежать до твердого края, и, только стоя на безопасном берегу, он оглянулся назад, и ноги его подкосились…