Было Макару уже за тридцать, возраст, что и говорить, матерый, а вот подклета он так и не нажил. Давно замечено, что простота, даже святая, намного хуже воровства, а богатый завсегда умнее бедного. Чертухинские девки пригожим и гуманным Макаром брезговали и ни в чем не отказывали тороватым гостям из города, среди которых преобладали кавказские рыночники и торговцы суррогатным спиртным. Было на пути к семейному счастью Макара и другое препятствие: его старшая сестра Маруся уродилась не совсем чтобы дурочкой, а так, межеумкой. Всякого знакомого человека она встречала нежной задумчивой улыбкой и ласковым мычанием, могла подойти поближе и запросто погладить по любому приглянувшемуся ей месту, а вот гостей из города боялась и, едва завидев смуглого чужака, закрывала лицо подолом. При этом нательного белья Маруся отродясь не носила, и чтобы не вышло какого конфуза, Макар ее в город дальше родимого проулка не пускал. Но про таких вот убогих и сказано: кривую стрелу Бог правит. Блаженная Маруся оказалась отменной рукодельницей, и под ее руками оживали древние узоры из тех, что уже давно истлели в сундуках у чертухинских бабулек. Но разве удержишь в четырех стенах девку на выданье? Вольнолюбивая Маруся повадилась бродить по лесам и к осени натаскивала целый погреб грибов, орехов и клюквы.
При двух чудаковатых внуках обитал добровольно живущий старичок – дед Меркулыч; и жить бы ему еще сто лет, ведь без его колхозной пенсии и ветеранской надбавки молодым Пупорезовым пришлось бы туговато. Так и шла жизнь, ни шатко ни валко, как удойная корова с летнего пастбища, пока не приключилось с Макаром странное происшествие… Как-то зашел он туда, куда его тезка телят не гонял, в окрестности местной скотобойни, и набрел на колодец вроде канализационного люка.
«Ага, – смекнул Макар, – это для высокого лица провели! Чтобы нужничок у него ничем от кремлевского не отличался». Так подумалось ему в сердечной простоте и даже с некоторой нежностью.
Пригляделся, а крышечко-то у люка немного сдвинуто… Не утерпел Макар, посошком поддел крышку, да и заглянул в шахту, и померещилось горемыке-бобылю, что не бычьи кости лежат во прахе и зловонии, а части человечьих тел! С трезвых глаз еще и не такое увидеть можно. Дальше больше, стали в городе мерещиться ему чудища всякие зверообразные: бродят промеж людей, ухмыляются, и люди их вовсе не замечают: гуторят, телевизор смотрят, пьют помаленьку – своими делами заняты. Как-то зашел Макар к соседской кошке, глянул в телевизор и обомлел: чудища чертухинские уже в президиуме ООН заседают! Сидят в креслицах, такие важные – в пиджаках и при галстучках, – рыбьи зенки пучат, лапищами плещут, вроде как одобряют свои драконовские законы, только гады, они и есть гады, во что ни одень!