— Ты должна искать красоту, истину и отвагу. Одно не бывает без другого. Два без третьего несовершенны. Ищи внутри и знай, что ты еще должна знать. Найди то, что тьма желает больше всего. Ищи снаружи, где свет побеждает тени, где любовь побеждает тоску. Серебряные слезы души падают здесь, где она поет свою песню. Взгляни между и за пределами, смотри, где цветет красота и поют богини. Возможен страх, возможна печаль, но верное сердце преодолеет и то и другое. Когда ты найдешь то, что ищешь, любовь разрушит чары, и сердце выкует ключ и принесет его к свету.
Мэлори немного подождала.
— Это оно? Это предполагаемая подсказка?
— Я так рада, что я не должна быть первой, — сказала Зоя.
— Подождите, вы мне можете сказать что-нибудь еще? Вы с Питтом уже знаете, где ключи, правильно?
— Это все, что мы можем дать вам, но у вас есть все, что вам нужно. — Ровена положила свои руки на плечи Мэлори, и прикоснулась губами к ее щекам. — Благословляю вас.
Позже Ровена стояла, позволяя огню согреть свои руки и пристально глядя на картину. Почувствовав, как Питт вошел и остановился позади нее, она прижалась лицом к его руке, когда он коснулся ее щеки.
— У меня было больше надежды до того как они пришли, — сказал он ей.
— Они смышленые, настойчивые. Не избираются те, кто не способен.
— Но мы все еще остаемся в этом месте, год за годом, веками, тысячелетиями.
— Не надо. — Она повернулась, обняла его вокруг талии, прижалась к нему. — Не отчаивайся раньше времени, любовь моя.
— Так много начал, но ни одного конца. — Он склонил голову, коснулся губами ее лба. — Как это место давит на меня.
— Мы сделали все, что могли. — Она прижалась щекой к его груди, успокаиваясь от ровного звука его сердцебиения. — У нас есть надежда. Мне они понравились, — добавила она, и взяла его за руку, когда он направился к двери.
— Они достаточно интересны. Для смертных, — ответил он.
Как только они вышли, ревущее пламя исчезло, и свет потух, оставив после себя лишь золотой отблеск во тьме.
Она не могла сказать, что это оказалось для нее такой уж неожиданностью. Джеймс был мягок, даже по-отечески добр. Но увольнение есть увольнение, как ни крути.
И то, что она была подготовлена, даже имела в запасе сверхъестественную сумму в двадцать пять тысяч долларов, припрятанную на личном счете — факт, который она подтвердила этим утром — не делало увольнение хоть сколько-нибудь менее противным и унизительным.
— Все меняется. — Джеймс П. Хорас, как всегда опрятный, в своем галстуке-бабочке и очках без оправы, говорил хорошо поставленным голосом.