Что я буду делать? Куда я пойду? Страшные вопросы бешеным роем метались у нее в голове.
— Это единственное место, где я когда-либо работала.
— Что только подтверждает мою позицию. — Он положил чек на стол. — Я надеюсь, ты знаешь, как я тепло к тебе отношусь, ты можешь обратиться ко мне в любое время. Хотя будет лучше, если это останется между нами. Памела сейчас немного раздражена из-за тебя.
Он запечатлел отеческий поцелуй на ее щеке, похлопал по голове и вышел.
Он мог быть спокойным и терпеливым, но кроме того он был слабым. Слабым, и, как бы Мэлори не хотелось этого признавать после всех этих лет, эгоистичным. Из чистого эгоизма он уволил квалифицированного, творческого и преданного сотрудника по прихоти своей жены.
Она понимала, что плакать бесполезно, но все равно не смогла сдержать слез, оставшись одна в кабинете, который она декорировала собственными руками и обставляла своими личными вещами. Вся ее жизнь, все карьерные планы, поместились в одну единственную коробку.
С другой стороны, это было рационально, практично. И, решила Мэлори, жалко.
Все шло к тому, чтобы резко измениться, но она не была готова. У нее не было ни плана, ни даже предположений, что делать дальше. Ей не надо вставать завтра, есть легкий, сбалансированный завтрак, одевать для работы тщательно выбранную накануне одежду.
Череда дней без цели, без плана, выстроилась перед ее мысленным взором подобно бездонному каньону. И все ее жизненные ценности рассыпаны где-то в самом низу, в абсолютной пустоте.
Это ужасало ее, но наряду со страхом оставалась гордость. Итак, она поправила макияж, вздернула подбородок, расправила плечи и, взяв коробку, покинула кабинет и стала спускаться по лестнице. Она сделала все, что смогла, чтобы изобразить на лице улыбку, когда столкнулась с Тодом Гристом на последних ступенях.
Это был невысокий элегантный мужчина, одетый в своем стиле в черную рубашку и такого же цвета брюки. Два маленьких золотых колечка поблескивали в мочке его левого уха. У него были светлые волосы до плеч, с вкраплениями более темных и более светлых прядей, они всегда вызывали зависть Мэлори. Ангельское выражение лица, которое он мастерски использовал, привлекало женщин средних лет и пожилых леди, подобно тому, как песни сирен привлекают моряков.
Он появился в Галерее на год позже Мэлори, и с тех пор был ее другом, наперсником и справедливым критиком.
— Не уходи. Мы убьем бимбо. Немного мышьяка в ее утренний латте, и она уже история, — он попытался отобрать коробку. — Любовь всей моей жизни, ты не можешь оставить меня здесь.