Дьявол! Он чуть не содрал скальп о притолоку! Хотя мог поклясться, что проем был не меньше двух метров высотой! Или он подрос со вчерашнего дня?
В обширном низком помещении наступила тишина. Тут было с полсотни лежанок, точно таких же, как в закутке Одинцова. Семь ближайших занимала его окта, еще столько же, у противоположной стены, тоже выглядели обитаемыми. Между ними темнел узкий занавешенный проем — видимо, он вел в маленькую каютку второго октарха. Двери, что выходили на палубу, были широко распахнуты, и яркий солнечный свет золотил гладкое дерево обшивки.
Семь пар глаз уставились на Одинцова. Крепкие невысокие парни, с рыжими или соломенными волосами, босые и голые по пояс. Сброшенные кольчуги и шлемы валялись на топчанах; на полу стоял дымящийся котел.
Опустившись на ближайший лежак, Одинцов стукнул кулаком по войлочной подушке и высыпал в ямку горсть монет.
— Это за вчерашнее… — Потом кивнул Чосу: — Разливай!
Ели в мрачном молчании, но с аппетитом — мясное варево с кореньями и овощами было пряным, густым и не оставляло желать лучшего. Покончив с едой, Одинцов встал и направился к двери. На пороге остановился, бросил Чосу:
— Пойду прогуляюсь. Раздели. — Он показал на монеты.
В неясной ситуации лучше поменьше говорить, побольше слушать и смотреть. Временная амнезия не пугала Одинцова, но слишком многое из случившегося вчера было непонятным, удивительным и потому внушающим опасения. С какой стати рыжий Рат назвал его хайритским отродьем, а почтенный целитель — Аррахом бар Ригоном, носителем тайны? Что это за тайна? Возможно, она связана с крохотным устройством, обнаруженным в лямке походного мешка? Что означают эти мгновенные проблески памяти, когда слова, то привычные, земные, то местные, никогда не слышанные прежде, всплывают у него в голове, наполняясь смыслом, словно детали огромного полотна в темном музейном хранилище, выхваченные ярким лучом фонаря? И наконец, почему его принимают за бравого октарха Рахи, драчуна и любителя молоденьких рабынь?
Он медленно брел по палубе, едва замечая странную неуверенность своих движений; шаг словно бы стал размашистей, ноги — длиннее, плечи — шире. Его покачивало, но не от слабости, а скорее от излишка неконтролируемой энергии и силы. Что-то с координацией, мелькнула вялая мысль.
Сзади раздалось покашливание. Одинцов поднял голову. К нему важной поступью шествовал Арток бар Занкор, целитель. Лысый череп сверкает на солнце, подбородок выставлен вперед, длинная черная тога полощется на свежем ветру, на шее — серебряная цепь. Подошел, ткнул сухим кулачком в бок: