Сидя на могучем коне Тристана, они уносились все дальше от Сикреста, и прохладный ночной воздух свистел и гудел у них в ушах. Обнимая Хейд за талию, Тристан то и дело побуждал коня мчаться быстрее, а девушка по-прежнему молчала — с того момента, как она отправила Найджела в ад, она не произнесла ни слова, хотя и не теряла сознания.
Луна, еще две ночи назад Полная и серебристая, теперь шла на убыль; она уныло висела над чернеющим лесом, поглотившим дорогу впереди. Когда они въехали в лес, Тристан придержал коня и пустил его рысью, потом — шагом. Тени причудливым кружевом лежали на дороге, и ласковый шепот листвы временами заглушался ночным бормотанием ручья.
Наконец Тристан остановил коня и, осторожно придерживая Хейд, спрыгнул на землю. Когда же он подхватил девушку на руки, она показалась ему совсем невесомой, почти воздушной. И она по-прежнему молчала, хотя глаза ее были открыты.
Осмотревшись, Тристан пошел в глубину леса, подальше от дороги, и конь послушно последовал за ним. Вскоре он вышел на небольшую прогалину на склоне холма. Опустившись на колени, Тристан с предельной осторожностью уложил Хейд на мягкую траву. Он вглядывался в ее бледное лицо, а она, словно не замечая его, смотрела куда-то во тьму у него за спиной. И постоянно вздрагивала.
— Хейд… — тихонько позвал он. — Хейд, любовь моя!..
Он усадил ее, прислонив спиной к широкому стволу старого бука. Потом, взяв за подбородок, заглянул ей в глаза.
— Дорогая, я отойду ненадолго. Хочу развести костер. Я не уйду далеко. Ты сможешь меня видеть.
Хейд снова вздрогнула и заморгала — словно только что проснулась.
— Моя фея, ты слышишь меня? Мне надо развести костер.
Она опять заморгала, потом едва заметно кивнула.
Тристан ласково улыбнулся ей и провел ладонью по ее щеке. Затем поднялся на ноги и отправился на поиски сухих веток. Верный своему слову, он ни на миг не терял Хейд из поля зрения. А она по-прежнему сидела у ствола дерева и вздрагивала время от времени. Тристан и прежде наблюдал подобное состояние — у тех своих воинов, кто впервые оказался в бою. Некоторые выходили из этого оцепенения самостоятельно, других же приходилось выводить из него. Но случалось и так, что человек до конца жизни не приходил в себя, и, конечно же, это было самое страшное.
Когда костер разгорелся и прогалина осветилась, Тристан вернулся к Хейд. Сняв пояс и меч, он положил их рядом с деревом, затем, опустившись на колени, склонился над возлюбленной.