– Ну посидит пятнадцать суток и отпустят, – невозмутимо ответил Петр Николаевич, которому и в голову не могло прийти, что зятя задержали за что-нибудь серьезное.
– Ты слышал, что я сказала, или нет? – заорала Серафима Поликарповна. – Или еще теперь и оглох ко всему в придачу? Он не в вытрезвителе, а в следственном изоляторе. В «Крестах». Слышал про такое место?
– Чего? – выпучил глаза на жену Петр Николаевич.
– Вот того самого. На бутылку ему не хватало, – представила свою версию теща. – Выбрал легкий способ. У кого он там деньги-то требовал, Марина?
– Понятия не имею.
– Где мое молоко? – снова закричала Анечка.
– Ты видишь, что я его грею? – повернулась к ней Марина.
– Слишком долго греешь, – ответила четырехлетняя дочь.
– Ты еще будешь мне указывать…
– Не ори на ребенка! – завопила Серафима Поликарповна. – Могла бы и побыстрее.
– Что мне, задницей на плиту сесть, чтобы она лучше работала? – закричала в ответ Марина.
«Сумасшедший дом, – подумала Корицкая. – И как Славка терпит все это целых десять лет?»
Маша молчала, сидя в углу и стараясь не привлекать ничьего внимания, потому что знала, что в противном случае достанется и ей. Пару раз в прошлом Серафима Поликарповна ополчалась на нее, пыталась воспитывать, Маша вставала на дыбы, ругалась в пух и прах с Мариной и вылетала из их квартиры как ошпаренная, давая себе обещание никогда больше не видеться с Самсоновой. Но через некоторое время подруга звонила с извинениями, слезно умоляла приехать.
Корицкая прощала. Марьянка появлялась здесь гораздо реже: ей было просто некогда, да и далеко не всегда она позволяла вылить себе на голову холодный ушат, который обычно к встрече с подругами готовила Марина. Маша была слабее. Ее можно было напрячь. К тому же она нигде не работала, что знали и Марина, и ее мать.
Наконец молоко согрелось. Анечке налили стакан. Марина наполнила второй и понесла его Виталику. Отец отрезал себе кусок хлеба и молча жевал. Серафима Поликарповна достала из холодильника суп и поставила на плиту.
– Сам за ним посмотришь, – сказала она мужу и направилась в комнату к внукам.
Вернулась Марина, поставила на стол еще одну рюмку – для отца, откупорила новую бутылку водки, разлила на троих.
– А что, Славка, правда, в «Крестах»? – спросил отец.
– Правда.
– За что?
– Мать же сказала: за вымогательство.
Петр Николаевич покачал головой.
– Давайте за то, чтобы поскорее вышел, – предложила Марина.
Маша и Петр Николаевич подняли рюмки. Все чокнулись. Выпили.
В этот момент раздался звонок в дверь.
– Наконец-то! – воскликнула Марина.