И я поднимаюсь все выше. И вижу в своих руках книгу… нет, это не книга, а всего лишь ее полупрозрачное отражение. Сгусток тумана. Черные срочки вьются по эфемерным страницам, поднимаются вверх тонкими струйками дыма, и я втягиваю их своим несуществующим носом.
И звуки возникают в моей голове. Странный, тихий голос, похожий сначала на звон колокольчиков, но затем он становится понятным. Я не вижу смысла в незнакомых словах, но от возникающих звуков мне становится спокойно и приятно.
Я поднимаюсь выше. Свет луны меркнет, я вижу горизонт, и желтый месяц солна, убегающего от меня на другой конец земли. Я вижу, что Лес бесконечен, он покрывает миллионы километров, миллионы голых деревьев тянут свои кривые руки к черному небу, словно молящиеся разговаривают со своим богом, поднявшиеся в едином экстазе…
Я поднимаюсь выше. И голоса, льющиеся от книги, становятся громче. Темный дым окутывает меня с ног до головы. Я слабею, мои руки висят, как плети хмеля, я уже не вижу землю, но я вижу небо. И звезды приближаются, становятся большими светящимися шарами. И от них исходит жар. Нестерпимый. Невыносимый. Я хочу кричать, но не получается. Слова застревают в горле, а может, это черный дым не дает им вырваться наружу. Черный дым забился в легкие, в нос, в горло, от него больше нет и не будет спасения.
Но где же серебро? Где светлая магия, о которой рассказывал Бородач?
Я пытаюсь посмотреть по сторонам, но не могу. Нет сил.
Я поднимаюсь еще выше — и в этот момент чувствую, что мне не хватает воздуха. Я больше не могу дышать, не получается.
А сила магии тянет и тянет меня все выше, за облака, сквозь пространство…
— Икхыт! Икхыт!
Словно чей-то глухой кашель. В воображениии — образ старика с клюкой, застывшего у каменной стены с протянутой рукой. Образ, подернутый дымкой.
— Икхыт!
Я бы рассмеялся, если бы смог. Мне кажется, что это смешно.
Но в это время чьи-то руки настигли меня, обхватили за пояс и резко потянули вниз. От толчка я захлебнулся воздухом, с громким хрипом выплюнул струйки дыма. В глазах потемнело, а, может, это просто ушел свет, который несла с собой темнота.
Руки сжали еще крепче и потянули с такой силой, что мои собственные руки взлетели вверх. Я почувствовал, что меня вот-вот стошнит, и закашлял, а из горла, из ноздрей, вырывался дым, вился в воздухе и растворялся. А вместо него легкие заполнял морозный чистый воздух. Он драл горло, обжигал холодом — но я снова мог вздохнуть его и, слава Деве В Белом, делать вдох за вдохом.
От огромной скорости заложило уши.
— Амед! Шаим икхыт!