— Что я, по-твоему, должен сделать? — спросил он, пробуравив меня легким ехидным прищуром. Казалось, что в этом Лесу Бородач чувствовал себя намного лучше, чем в Шотограде. — Хочешь, чтобы я взлетел под небеса и посмотрел как далеко забрел Ловкач? Или, может, понюхал воздух, хлопнул в ладоши и указал вам пальцем, куда идти?
— Хотя бы…
— Глупые наивные люди!.. А еще писарь, начитанный человек! У тебя есть ружье с серебряными пулями. Вот и смотри по сторонам.
— А что тебя держит?
— Все вот это, — Бородач развел руки в стороны, обвел острым черенком лопаты деревья, целясь в клочья облаков, цепляющихся за черные корявые макушки, — ваш мир здорово ограничивает меня в возможностях. Ловкач, кстати, тоже вынужден существовать по вашим законам. Здесь слишком много серебра, оно копилось столетиями, не имея возможности быть использованным. Понимаешь, Геддон, если бы ты сейчас находился на складе, который до самого потолка забит хорошим сухим порохом, а у тебя было бы ружье, ты бы стал стрелять?
— Нет.
— То-то же. В таких ситуациях лучше подойдет холодное оружие. Вот так. — Бородач дружески похлопал меня по плечу и ловко закрутил лопату в руке, — это мое оружие, у твоего Императора свое, а ты, писарь, если не умеешь стрелять, можешь ограничиться ручкой и бумагой. Война — это не твое. Я вообще удивляюсь, что ты все еще плетешься за Императором. Да-да, долг, конечно же, святое, но жить хочется всем. Или ты самоубийца?
— Я должник, — ответил я, после некоторых раздумий, — есть такая категория людей.
— О. И что же ты такого задолжал Императору, позволь узнать? Мне интересно.
— Жизнь.
— О. — вновь повторил Бородач, — то болтаешь без умолку, то слова из тебя не вытянешь. Ладно, писарь, служака Императорский, захочешь — расскажешь.
— А тут и рассказывать нечего, — ответил я, сам того не ожидая, — старый Император, отец Империи, когда-то давно спас меня, вытащил из такой глубокой пропасти, в которой обычно теряются даже человеческие души. И я поклялся, что буду всю оставшуюся жизнь находиться возле него и возле его сыновей, и служить Империи верой и правдой.
Бородач погладил бороду, сверкнул глазами из-под густых бровей, изо рта его вырвалось облачко пара:
— И многим сыновьям ты служил?
— Жена старого Императора подарила нам одного сына.
— Можно сказать, что тебе повезло.
— Можно и так.
Бородач улыбнулся:
— Да, писарь, клятва — это святое. В мире, откуда я родом, клятва — что печать — нерушимая и вечная. Уж если дал клятву, то до конца жизни с ней ходи. Будем считать, что я тебя теперь по-новому уважать начну. Вот прямо сейчас.