Дразнящие, ласковые прикосновения его языка стали более настойчивыми, но Челси уже хотелось большего, и, не думая ни о чем, она обвила руками шею Куина, еще теснее прижалась к нему — здравый смысл покинул ее.
— Челси… — он со стоном выдохнул ее имя, крепко целуя.
Она чувствовала, как дрожат его руки, жадно скользя по ее телу, а она гладила его по спине, водя пальцем по каждому мускулу.
С трудом оторвавшись от ее рта, Куин подхватил Челси на руки и понес к ступенькам бассейна. После она не могла вспомнить, как они очутились на подушках шезлонга. Куин почти полностью накрыл ее своим дрожащим от страсти телом. А Челси трепетала от неизведанного ранее восторга, когда его рука медленно двигалась от ее набухшей груди, по плоскому животу, затем к нежным округлым бедрам. Забыв обо всем на свете, Челси протянула к нему руки, обняла за плечи, а он, склонив голову, касался горячими губами ее кожи, а потом, словно легким перышком, манящего крошечного мыска между бедрами, и Челси задохнулась — ей казалось, что она тонет.
Хрипло вздохнув, Куин вытянулся рядом с Челси, его ладонь оставалась у нее на бедре, обжигая кожу. Он прерывисто и часто дышал, и ее полные, упругие груди напряглись, едва не разрывая заострившимися сосками мокрую ткань бикини.
Вдруг он отодвинулся от нее, и Челси застонала, не желая этого, но Куин сказал:
— Тихо. Тихо, дорогая. — Он положил теплую ладонь ей на грудь, как бы успокаивая бешеное сердцебиение. — У нас много времени впереди.
Времени для чего? Для нежности и любви? Но Куин ведь не любил ее. Он цинично относился к женщинам, а она — она не признавала никаких чувств. Из своего печального опыта она знала, что любовь — это боль и каждый переживший ее становится непохожим на себя. У Челси закружилась голова, стало страшно от мысли, как быстро он смог изменить ее взгляды. Она услышала свой приглушенный шепот:
— Нет!
В свете луны блеснули его зубы. Мягким, нежным голосом он произнес:
— Послушай меня. Да, а не нет. Я ведь хочу тебя с первой встречи. — Его пальцы медленно поднимались к отчаянно пульсирующей ложбинке у нее на шее. — За холодной красотой я жаждал увидеть настоящую женщину. Но, ненасытная любовь моя, если я могу немножко подождать, то и ты сможешь.
Он совершенно не понимал того, что с ней происходит! Она должна быть твердой и поставить его на место, но его легкие, как пух, прикосновения все перевернули, она лишилась дара речи и только бессильно вздохнула, когда он нагнул голову и коснулся губами ее губ. Затем он устроился рядом, вытянувшись во весь свой огромный рост, обжигая ее так, что она пылала как в огне. Облокотившись на одну руку, он другой осторожно водил по ее телу, освещенному бледным лунным светом. Его взгляд из-под полуопущенных век завораживал и пугал ее.